Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз

Мог ли Резанов зачитать офицерам один текст, а императору отправить письмо совсем другого содержания? На следующий год, когда «Надежда» снова прибыла в Петропавловскую Гавань, Кошелев утверждал, что Резанов подменил письмо с извинениями другим, в котором выразил свое недовольство офицерами39. Тем не менее то самое длинное письмо Резанова с извинениями сохранилось в императорской канцелярии (текст этого послания я процитировал выше). Судя по описаниям Крузенштерна и Левенштерна, это и есть то самое письмо, которое было зачитано офицерам. Тогда получается, что подозрения Левенштерна оказались напрасными, а Кошелев Резанова просто оклеветал. Хотя и Кошелев после публичного унижения Резанова сделал широкий жест. Когда из Петербурга пришло письмо с известием о том, что лейтенанту Макару Ивановичу Ратманову присвоено звание капитан-лейтенанта, Кошелев воспользовался этой возможностью и, чтобы хоть как-то поднять авторитет Резанова, попросил его зачитать вслух текст приказа40. Все офицеры при полном параде собрались около дома губернатора, где жил Резанов. Сам Резанов писал в дневнике, что они пришли для того, чтобы извиниться перед ним, а вовсе не для того, чтобы выслушать приказ о повышении Ратманова. Приказ был зачитан, после чего выступил Крузенштерн, который поздравил Ратманова и сделал несколько дружеских реверансов в сторону посланника, чтобы окончательно уладить с ним отношения. Мы не знаем, извинялись ли офицеры перед Резановым, но, вероятно, все получили, как говорили в те годы, свою сатисфакцию, и вопросы чести были решены. «Вот прекрасный пример того, как Справедливость торжествует над Пороком», – ликовал Левенштерн.

Толстого отправили домой. Перед отъездом Резанов дал графу в долг 1500 рублей. На самом деле это была взятка, чтобы граф говорил в Петербурге то, что выгодно Резанову. Экспедицию покинули также художник Курляндцев, страдавший от желчного камня, и по совершенно непонятным причинам доктор Федор Бринкин. Не исключено, что Бринкин не выдержал обстановки враждебности в кают-компании. Вскоре после возвращения в Петербург доктор покончил жизнь самоубийством, приняв яд41[59].

Путешественники, повстречавшие Толстого в Сибири, оставили воспоминания о человеке с диким взглядом, одетого в поношенную и грязную форму Преображенского полка. «Из-за жары и пыли казалось, что у него красные глаза. На его лице было меланхоличное выражение. Казалось, что его что-то мучило, и говорил он так тихо, что мог напугать»42. Потом представитель клана Толстых станет участником войны 1812 года и женится на цыганской певице, от которой у него родится одиннадцать детей, но все они умрут в младенческом возрасте. Граф свято верил, что его постигала кара Господня за то, что он убил на дуэлях одиннадцать человек… впрочем, он и дальше продолжал задирать окружающих.

«Надежду» готовили к продолжению экспедиции, решая мелкие и серьезные проблемы. В корпусе корабля обнаружились течи, но в Петропавловской Гавани не оказалось подходящего мореного дерева, длинных гвоздей и меди, поэтому толком отремонтировать корабль не удалось. Грязное белье офицеров отдали в стирку, однако владельцам оно не вернулось – белье пропил местный врач. Ссора Резанова с офицерами осталась в прошлом. Во всяком случае, Крузенштерн приказал убрать перегородку, которая разделяла кают-компанию с тех пор, как корабль отплыл от берегов Бразилии.

12. Нагасаки

Я почтительно прошу Его Величество разрешить мне под охраной отправиться в Нагасаки. Я попросил также, чтобы Его Величество, из уважения к моему покровителю, королю Лаггнегга, милостиво освободил меня от совершения возлагаемого на моих соотечественников обряда попрания ногами распятия… Когда переводчик передал императору эту просьбу, Его Величество был несколько удивлен и сказал, что я первый из моих соотечественников обнаруживаю щепетильность в этом вопросе…

Джонатан Свифт. «Путешествия Гулливера». Часть 3. Путешествие в Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб и Японию, 1726 г. (Пер. с англ. под ред. А. А. Франковского)

Отплытие «Надежды» к берегам Японии для выполнения возложенной государем миссии было отмечено самым торжественным образом. Незадолго до этого в Петропавловскую Гавань из Охотска прибыл один из директоров РАК, старый приятель Шелихова грек Евстрат Деларов; вместе с генералом Кошелевым он и выступил организатором праздника. Закатили пир, на котором всех кормили мясом гусей, диких баранов и олениной, затем в шатре устроили танцы. Из дам на торжестве присутствовали жена Кошелева, жены офицеров гарнизона и «местные жительницы Камчатки, одетые в шелка, сатин и хлопчатобумажную китайскую ткань»1. Резанов исполнял на скрипке кадрили. Лангсдорфу не понравились танцы местных женщин; по его собственному описанию, эти танцы «представляли собой имитацию движений медведей, собак и птиц».

Двадцать второго августа «Надежда» отправилась в Японию. Вскоре после отплытия корабль попал в сильный шторм, во время которого сорвавшийся с креплений железный камин разбил перегородку в кают-компании и массу бутылок. Пострадали также четыре каюты. Первого сентября был устроен концерт, но «скрип корабля заглушал звуки контрабаса»2.

Через несколько дней был юбилей коронации Александра I, и Резанов обратился к команде и офицерам с прочувствованной патриотической речью. «Любовь к отечеству, честь, сноровка, презрение к опасностям, субординация, взаимоуважение и скромность являются отличительными чертами русских моряков и всего русского народа в целом», заявил он и добавил, что «русские моряки покрыли себя такой славой, которую никакая зависть не способна у них отнять»3. В конце речи было сказано, что «остается достичь поставленных перед нами целей, а именно открыть для нашей отчизны новые источники дохода и знания». Речь Резанова «тронула моряков до слез»4. После этого Резанов вручил всей команде медали. Крузенштерн резонно заметил, что эти медали предназначены для иностранцев, но не для россиян, на что Резанов в духе уже знакомой конфронтации ответил: «Я ничего не скажу, кроме как… твою мать»5[60].

Крузенштерн был мрачнее тучи. «Я потребовал, чтобы меня арестовали, заковали в кандалы и отправили в Петербург, только бы не чувствовать к себе такого отношения Резанова, – писал он в неопубликованной части своих дневников. – Резанов назвал меня бунтовщиком, а бунтовщик не может быть командиром военного судна»6. Если верить капитану, то он остался на своем посту только лишь потому, что без его руководства экспедиция могла окончиться полным фиаско, и «вся Россия пострадала бы от того, что Резанов меня оскорбил».

Погода не улучшалась, «Надежда» снова попала в шторм, да какой. Огромная волна, полностью накрыв корабль, разбила шлюпки и залила кают-компанию, вода в ней стояла глубиной до метра. «Волны угрожающе накатывались, сменяя одна другую с быстротой молнии… казалось, что каждый новый удар окажется для нас последним. В кают-компании плавали книги, стулья, столы, карты, математические инструменты и одежда. Казалось, то, что мы видим здесь, давало представление