Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз

владелица заведения, вокруг которой «он ходил кругами, как кот вокруг миски с молоком» (все тот же Левенштерн). В честь русских был дан бал, и лейтенант Федор Ромберг играл шотландские танцы на испанской гитаре, а «тамошние музыканты были ужасными». Дамы заразились «кокетством хозяйки бала» и танцевали «очень вызывающе». Бедный Мориц Коцебу влюбился в некую Дельфину Кюве и даже хотел сбежать ради нее с корабля, но Левенштерн его отговорил. Когда корабли отплывали из гавани, Мориц забрался на мачту, чтобы еще раз взглянуть на свою возлюбленную17.

После Тенерифе противоречия между Резановым и Крузенштерном обострились с новой силой, и настроение в кают-компании стало взрывоопасным. Доктор Еспенберг считал, что кофе слишком слабый, а чай – слишком крепкий, и раздражал всех присутствующих тем, что брился за завтраком и появлялся на палубе в халате. Ветер исчез, и «Надежда» дрейфовала. Стояла жара. От жары и влажности сидеть в каютах стало невыносимо, как и находиться на палубе, и все предпочитали проводить день в кают-компании. Резанов вслух учил японские глаголы, Фридерици рисовал карту испанских островов, Бринкин вслух читал книги на латыни, доктор Еспенберг обучал молодых братьев Коцебу арифметике, Беллинсгаузен делал зарисовки кораблей, Ромберг играл на скрипке, а Курляндцев «тупо смотрел на происходящее, облокотившись на стену»18. А Левенштерн сидел в своей душной каюте и писал: «Только на корабле люди могут начать так сильно враждовать друг с другом. Малейшее неудовольствие принимает чудовищные размеры <…> когда люди теряют доверие друг к другу, ссора может произойти в любой момент»19.

Увы, происходили не только ссоры… Маленькая собачка, которую Ромберг купил в Копенгагене, подружилась с кошкой, жившей у матросов «Надежды», и вся команда получала удовольствие, наблюдая за тем, как животные играют. «Они играли так смешно, что офицеры становились в круг, смотрели и получали большое удовольствие». Жара была невыносима для собаки, и она начала, не переставая, жалобно скулить. Крузенштерн приказал выбросить ее за борт, чем едва ли не до слез расстроил ее хозяина. Как пишет Левенштерн, кошка тоже была расстроена: «Она постоянно ищет по всему кораблю своего друга и грустно мяукает»20.

Случился и еще один казус: одна из находившихся в трюме свиней вырвалась из клетки и бросилась за борт. Обнаружив, что свиньи умеют плавать, Крузенштерн приказал бросить всех свиней за борт, чтобы те «охладились». Визг свиней и то, что они изгадили всю палубу, «могло бы любого свести с ума». Курам, которых держали в клетках на палубе, тоже не повезло. По описаниям Лангсдорфа, они ослепли от жары и морской соли.

Крузенштерн настаивал на том, чтобы офицеры появлялись для приема пищи в форме и однажды сделал замечание Толстому, который пришел на ужин в рубашке. «Возможно, привычка ходить в русскую баню помогает Крузенштерну спокойно переносить жару»21, – отметил в своем дневнике Лангсдорф.

На кораблях отметили пересечение экватора. В качестве Нептуна выступил матрос Курганов, одетый в тулуп и с гарпуном в руках (трезубца на кораблях не нашлось). Потный Нептун облил членов команды морской водой. Резанов произнес патриотическую речь о том, что российский флаг впервые оказался в Южном полушарии, и подарил каждому члену экспедиции по одному испанскому доллару. Потом качали на руках Крузенштерна, а за ним и Резанова, и дали несколько залпов в воздух. «Все отлично повеселились, Резанов напился… Все были пьяны, за исключением «Надежды»22.

В начале ноября корабли были у берегов Бразилии. Шли проливные дожди, и «от влаги все стало гнить, покрываться плесенью и портиться. Как только выглядывало солнце, все вытаскивали на палубу и развешивали на снастях одежду и постельное белье», – писал Левенштерн, который, по-видимому, был аккуратистом. Разногласия между Резановым и Крузенштерном возобновились с новой силой после того, как посол «заметил за столом, что руководителем экспедиции является он. Все встали и, не сказав ни слова, вышли из кают-компании»23. Левенштерн под словом «все» наверняка имел в виду только офицеров, потому что свита Резанова по идее должна была остаться.

Резанов, однако, не сдался – собрав офицеров на палубе, он зачитал им имевшуюся у него бумагу. «Наверное, ему хотелось дать нам понять, что он очень важная персона, – сухо отмечает Левенштерн. – Этот русский Пинетти (известный в то время фокусник. – О. М.) сообщил конфиденциально некоторым из нас, что пожаловался на Крузенштерна императору, отправив письмо из Тенерифов. Кроме этого, он недоволен, что по мере удаления от Европы ему выказывают все меньше и меньше уважения… Он перестал выходить из каюты и показывается на глаза все реже и реже»24.

Резанов действительно все больше времени проводил в одиночестве, составляя доносы Александру и своим влиятельным друзьям в Петербурге. Через некоторое время это занятие примет состояние, близкое к маниакальному. Человек, который с успехом строил карьеру при трех императорах, позволил разгуляться эмоциям.

Приблизительно в сорока восьми милях от побережья Бразилии «Надежда» попала в облако бабочек, их было столько, что они заняли чуть ли не каждый сантиметр на палубе. Настоящее чудо, которое описали, наверное, все участники экспедиции.

Корабли вошли в бухту Сантус и двинулись вдоль берега. Вскоре к ним выслали лодку с португальскими таможенными служащими и лоцманом. Лоцман помог провести «Надежду» и «Неву» к стоянке напротив форта Санта-Крус, расположенного в 750 километрах южнее Рио-де-Жанейро и в восемнадцати километрах от города Носса-Сеньора-до-Дестерро (Nossa Senhora do Desterro)[54].

Резанов попытался наказать Толстого за все его «глупые шутки», свидетельствовавшие об отсутствии уважения, и запретил ему сходить на берег. А Крузенштерн – разрешил, подчеркнув, что командует здесь он. «Если ты так себя ведешь, то смолчишь, если меня и по лицу ударят», – зло сказал Резанов Толстому, садясь в шлюпку. На берегу Резанов остановился в доме губернатора, который любезно пригласил к себе «русского посланника».

Команда занялась пополнением воды и провианта. Из трюма выбросили часть бочек с солониной, квашеной капустой и свеклой, чтобы освободить место для лимонов, апельсинов и ананасов. Для улучшения остойчивости корабля с бортов сняли пушки и погрузили в трюм. Подумали также о гигиене – все белье прокипятили в чанах с щелоком и мылом.

Резанов и Крузенштерн отправили в Петербург письма с взаимными жалобами. «Бог ты мой, император, должно быть, очень удивится огромному количеству петиций из Бразилии! – иронично заметил Левенштерн. – Капитан просит защиты и справедливости. Р. не делает секрета из того, что собирается всем нам устроить неприятности. Черт бы его побрал!»25

Резанов писал не только императору, и его послания действительно странные, намеков в них больше, чем реальных фактов. «Я стыжусь повторять здесь