Детство в режиме онлайн - Екатерина Вадимовна Мурашова

Потом фотографии близких и не очень друзей и, вероятно, коллег. Может быть, даже врагов, я бы не удивился. Те, кто был рядом в разные этапы ее жизни. Такие странные лица, не похожие на нынешние. Некоторые, что удивительно, взяты из тогдашних газет, похоже, мама искала их в библиотеке. Мама была не очень открытым человеком, и я так и не узнал, что ее с ними связывало. Жена говорит, что на одного из тех газетных персонажей я похож намного больше, чем на своего родного отца, как она его помнит. Не знаю. Истории знакомства и женитьбы мамы и отца был посвящен отдельный раздел. Там же – все их совместные фотографии до последней – она у его гроба, без слез, с серьезным лицом и откинутой для фотографии черной вуалью.

Фотографии самой мамы в разные периоды жизни. Их не очень много сохранилось. Зато в последние годы мама много и с удовольствием фотографировалась и с нами, и на фоне разных памятников и пейзажей. Мы подсмеивались над ней, ничего не зная о ее замысле. Уже почти в самом конце мама, улыбаясь, сказала моей жене: «Вот, нынешние делают эти сотни селфи чуть не каждый день. Вроде бы – зачем? А видишь, если подойти с умом, потом самому и пригодится».

Потом пошел черед подписей на картинках – для этого мама освоила еще десяток разных программ. Потом – музыка, причем она старалась подбирать для разных эпох своей жизни те мелодии, которые ей нравились в данный период. Все это перемежается какими-то медитативными длинными роликами про африканские саванны, вулканы, тропики, жизнь в океане, блуждание по улочкам в Индонезии – все это она выбирала из интернета на свой вкус. Много роликов с идущим дождем и падающим снегом. Еще – плывущие облака, мама всегда любила на них смотреть… В общем, вы, наверное, уже поняли?

– Однажды, когда все было уже ясно, ваша мама вручила вам… что? Флешки?

– Берите выше – два накопительных диска. Синий и красный. Они были помечены цифрами – один и два. Там было записей на пять суток.

– А сколько она умирала?

– Мы ставили записи две недели, сразу как мама слегла. Как раз хватило, учитывая, что она много спала. Последний день она была без сознания, но я все равно не выключал…

– Абсолютно правильное решение!

– Мне казалось, что мама была очень горда своей придумкой. Как-то сказала: ну вот видите, вам не надо напрягаться, думать, меня развлекать и отвлекать, вы можете спокойно заняться своими делами. И, в общем-то, это была правда. И еще так говорила: вот, захотите меня вспомнить, не надо придумывать ничего и на кладбище тащиться – включили, посидели немного и дальше пошли. И еще: мои сыновья… Вы знаете, они часто приходили и просто сидели рядом с ней и смотрели. Старший у меня такой же закрытый, как мама и, в общем-то, я сам, а младший в женину породу – он потом раз в кухне заплакал и говорит: а я, оказывается, бабушку-то совсем не знал.

Возможность рассказать о себе так, как ты хочешь. Что-то подправить. Что-то еще раз пережить. Обобщить. Увидеть. Вот таким я был и жил. Вот это видел, это любил. Это важно. Во всех смыслах. Вы понимаете?

– Конечно понимаю, – кивнула я.

– Спасибо, что выслушали.

– Вам спасибо. Я думаю, ноу-хау вашей матери теперь многим пригодится.

Что вы чувствуете?

– Вы женщина, поэтому я – к вам.

Я подавила желание рассмеяться. Юноша был высокий, широкоплечий, атлетически сложенный, но в лице (причем даже не в чертах, а в самом его выражении) имелось нечто, что в русской классической литературе именовалось «телячьим». На вид ему было лет 16.

– То есть я сначала хотел, наоборот, к мужчине-психологу, – счел необходимым объяснить мой посетитель. – А потом подумал, что вы, как женщина, скорее мне объясните, потому что вам, может быть, самой оно понятнее…

– Пока – ничего не понятно, – честно признала я.

– Да, конечно, я понимаю, – согласился юноша и представился. – Меня Андреем зовут, мне семнадцать лет.

– Очень приятно, Андрей. Мне кажется, ты пришел ко мне не по наущению родителей, как оно часто с подростками бывает, а по собственной инициативе. Попробуй рассказать, что тебя сюда привело.

Андрей нахмурил светлые брови, сжал губы, явно сосредоточиваясь и подбирая слова.

– Мне иногда кажется, что я такое бревно с глазами и ничего не понимаю, – наконец выпалил он. – И, кажется, другим, вокруг меня, тоже так кажется. Я думаю: наверное, они правы? Это неприятно. Но еще, знаете, я, кажется, и не хочу, чтобы по-другому было. Это тогда агрессия? Я, кажется, запутался…

– Я, кажется, тоже… – вздохнула я и предложила. – Андрюша, давай попробуем по отдельности и по порядку. Вот в каких конкретно жизненных ситуациях ты видишь себя «бревном с глазами»? Опиши хотя бы одну.

– О, их много, – оживился юноша. – Они, можно сказать, всегда. Я прямо вот рос и постоянно… Я помню. Чуть ли вот не с ясельной группы. Меня мама и бабушка все время спрашивали: скажи, ну вот чего ты сейчас хочешь? Или: ты из-за чего-то расстроился? Или: тебя кто-то обидел? Или: ну вот что с тобой сейчас происходит? Почему ты себя так ведешь? Или: ну зачем ты туда полез? Что тобой двигало? Или: как же так получилось? Мы же тебе не раз говорили… Хватит примеров или еще?

– Андрей, все эти примеры хорошие и понятные – но они ведь все из твоего детства. А сейчас ты уже не ребенок…

– Так оно же ничуть и не изменилось! – почти с отчаянием воскликнул Андрей. – В том-то все и дело! «Андрюша, нам же важно знать, что с тобой происходит», «Андрюша, что это за эмоция?», «Объясни нам свою мотивацию»… Только теперь к маме и бабушке еще и моя девушка прибавилась: «Ели ты меня любишь, ты должен мне говорить о своих настоящих чувствах. Я же вот все тебе говорю…» – последние слова Андрей произнес тоненьким, писклявым голосочком. Я рассмеялась и спросила:

– А отец или дедушка у тебя есть?

– Дедушка умер шесть лет назад. Он ко мне никогда не прикапывался, как я помню. А отец есть, только они с мамой в разводе.

– Отец принимал какое-то участие в твоем воспитании?

– Да, принимал, конечно. Подарки всегда дарит, денег дает. Когда я маленький был, а он еще не женился, забирал меня к себе на выходные…

– И что вы с