Светоч дружбы. Восточный альманах. Выпуск четырнадцатый - Михаил Иванович Басманов

Когда Хромому случалось заболеть, он лежал там голодный по три-четыре дня кряду. В такие дни собака уходила и рылась на помойке. Она возвращалась, довольно облизываясь, а Хромой, завидуя своему четвероногому другу, говорил:

— Лопаешь что попало, дрянной пес! А все потому, что твой хозяин не сумел тебя накормить…

Собака виновато помахивала хвостом и ложилась рядом. На ее морде словно было написано: «Пойми, я же собака. Я могу найти пропитание и в грязи, а тебе это не дозволено. И хотя на лестнице жизни мы стоим на одной ступеньке, но я — животное, а ты как-никак человек…»

IV

В то утро Хромой встал рано и поплелся вверх по переулку Гаддикхана. Собака тащилась следом. Дойдя до перекрестка, Хромой перевел дух и двинулся дальше. Через некоторое время он снова присел отдохнуть, вытирая вспотевшее лицо, потом встал и направился в сторону храма Махакал-баба.

Вдоль дороги, ведущей к храму, уже сидели продрогшие на ветру нищие. Он медленно прошел мимо них к дверям храма, достал мешковину и тяжело опустился на нее. Свой узелок старик положил рядом, а впереди себя расстелил небольшую тряпицу.

К храму стекались люди. Хромой, не произнося ни слова, смотрел на них взглядом, полным горечи, и мало кто мог пройти мимо, не бросив на тряпицу хотя бы одну пайсу.

Он просидел так до полудня и ушел только тогда, когда вереница прохожих стала редеть.

Вот уже две недели Хромой собирал деньги на этом месте. А в тот день он вытащил узелок и начал подсчитывать — денег набралось порядочно. Удовлетворенно вздохнув, он огляделся по сторонам. Предвкушение сытного обеда привело его в хорошее расположение духа. Пес спал рядом, пригревшись на солнце. Хромой дотронулся до него палкой, и тот сразу проснулся. Увидев, что старик собирается куда-то идти, пес широко зевнул и с удивлением уставился на хозяина. Лицо-Хромого выражало радость. Он думал: «Сегодня я пойду в кондитерскую и накуплю пури, расголы, джалеби, сандеси, села[54]. Я столько раз мечтал об этих вкусных вещах, но мне приходилось только нюхать да глотать слюнки. А сегодня и я смогу наконец наесться досыта».

Хромой возвел глаза к небу, благодаря создателя за ниспосланное счастье.

Тут он вспомнил о своем четвероногом друге и, нагнувшись к нему, проговорил:

— Слышь, Кале! (Так он называл собаку.) До сих пор тебе перепадали только объедки, а сегодня и ты наешься до отвала. Если тебе не по нутру пури и сладости, я куплю тебе мяса и рису. Хоть ты и родился собакой, но сегодня ты будешь счастливее многих людей. Я сделаю так, что хоть раз в жизни ты будешь сыт и доволен. Вставай, Кале, пойдем!

И собака, будто поняв слова Хромого, весело завиляла хвостом. Хромой улыбнулся, погладил пса и, подняв узелок, двинулся вверх по улице. Дойдя до Чокбазара, он остановился перед одной из забегаловок и купил порцию риса с мясом, поданную на тапари[55], завязал в платок и направился в лавку, где продавали сладости. Он оставил собаку возле лавки, положив перед ней еду, а для себя потребовал все, что ему хотелось. Он был страшно горд: впервые в жизни он мог заказать что угодно и за все заплатить. Обычно он часами уныло простаивал перед этими лавками в ожидании, когда ему бросят сухую корку хлеба. А сегодня он чувствовал себя почти господином. В лице его появилось независимое выражение: он мог никому не кланяться, не протягивать униженно руку за подаянием, робко повторяя «ходжур», «ходжур»…

В лавку то и дело заходили покупатели. Увидев, что Хромой заказывает сладости, они с любопытством останавливались. Заметив внимание окружающих, Хромой громко требовал все новые блюда, со звоном швыряя деньги на прилавок. Собака тем временем управилась со своей порцией мяса и риса и, облизываясь, поглядывала на хозяина. Хромой бросил собаке большой кусок села и проговорил:

— На, Кале, ешь! Хочешь еще что-нибудь? Пользуйся, пока я жив!

Сегодня Хромой забыл о том, что он калека, забыл о каждодневных насмешках людей. Воистину это был его праздник.

Наевшись, старик вытер губы, повесил на плечо котомку, завязал оставшиеся деньги в узелок и в приподнятом настроении отправился прочь, всем видом давая понять окружающим, что сегодня — его день! Сегодня он не нищий, а такой же человек, как все, способный досыта накормить себя и своего четвероногого друга. Даже солнце в тот день, как по заказу, ярко светило на небе, приятно согревая старые кости. Ближе к вечеру Хромой снова оказался возле ночлежки для нищих — Хирабазара. Он расположился рядом с плевательницей, у стены, испещренной надписями и детскими рисунками. Собака улеглась рядом. День был на исходе, солнце медленно опускалось за вершины Гималаев, разрисовывая горы причудливыми красками. Хромой долго вглядывался в сумерки… На него нахлынули воспоминания: детство, потом юность… Но сегодня он думал о прошлом так, как если бы все это случилось не с ним… Воспоминания казались светлой сказкой, волшебным сном…

Хромой поднялся только поздним вечером, и, когда добрел до Чокбазара, на улицах уже зажглись огни. Старик помедлил у площадки, освещенной фонарем: ему не хотелось возвращаться в свою лачугу. Ночь, однако, уже вступила в свои права, и он медленно поднялся вверх по ступенькам к зданию муниципалитета. Добравшись до стены, расстелил на земле рваную мешковину и лег, подложив под голову сумку. Собака пристроилась рядом.

Хромой тут же уснул. Во сне он увидел свою собаку, она спала около большого мусорного ящика, а сам он сидел в углу, у стены храма. Вдруг в небе появился огромный гриф, он камнем бросился вниз на собаку, пес взвыл, и гриф улетел прочь. Но потом он вернулся, сел на грудь Хромого и начал клевать его в лоб. Хромой закричал, однако тут прилетела целая стая этих отвратительных птиц. И вот они уже раздирают его тело на части, он кричит, хочет отогнать кровожадных хищников, но не может. Вдруг откуда-то появился его пес и распугал стаю. А потом он видит, что его кости лежат в углу храма, в сточной яме, а собака сидит рядом…

Хромой вздрогнул и проснулся. Какой страшный сон! Он медленно поднялся и сел, ощупывая себя, потом осмотрел собаку — шерсть ее была влажной от росы. Где-то пробили часы — два удара. В ночной тишине отдаленный бой часов, медленной волной накатывающийся в ночном воздухе, показался ему необычайно гулким. Послушав еще немного тишину, он лег и уснул.

V

На следующее утро Хромой проснулся очень поздно. Когда он