Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

823-й госпиталь, в стенах которого проходил противоцинготный семинар, был создан, как и многие госпитали 55-й армии, в конце сорок первого года. Организовать его было трудно, так как в то время мы не имели в резерве не только врачей-инфекционистов, но и сестер и сандружинниц. Все они охотно шли в строевые части, медсанбаты, хирургические госпитали, с меньшим желанием — в терапевтические и уж всячески избегали инфекционных. Пугали необычно сложные условия ухода в них за ослабленными тяжелыми больными.

В те дни в нашу армию прибыло крупное лечебно-эвакуационное учреждение. Начальником его оказался столь нужный нам инфекционист. «Находке» так обрадовались, что сразу, несмотря на поздний час, за ним послали машину в Понтонную.

— Что случилось? Почему такой срочный вызов ночью? — удивленно спрашивал меня военврач третьего ранга М. Б. Певзнер, торопливо снимая и стряхивая в коридоре шинель, густо посыпанную снегом. Армейский инфекционист Романенко, хитровато улыбаясь, попросил гостя сесть.

В тот поздний час нас в комнате было трое. Романенко осторожно, но в то же время тщательно и чрезвычайно деликатно прощупывал кандидата на должность начальника госпиталя. Ему, возглавлявшему противоэпидемическую службу в армии, хотелось видеть начальником инфекционного госпиталя хорошего организатора и сведущего специалиста.

Певзнер вспомнил о довоенной работе в больницах имени Коняшина и Пастера в Ленинграде. У Романенко и у кандидата в начальники госпиталя оказалось немало общих знакомых среди эпидемиологов и инфекционистов. К концу второго часа беседы морщины на потемневшем и постаревшем за последние месяцы лице Романенко окончательно разгладились. Он был доволен, улыбался, уводя Певзнера к начсанарму. А я стала диктовать моей помощнице, старшему военфельдшеру Наташе Валюгиной, обладательнице чудесного почерка, проект приказа о назначении М. Б. Певзнера начальником инфекционного госпиталя.

Романенко вернулся от начсанарма в отличном настроении. Он с удовольствием «поджаривал» руки у печки и тихонько напевал мелодию, которая, по авторитетному мнению Наташи, лишь отдаленно напоминала популярную арию из оперетты «Роз-Мари». Дойдя до «прерий», Романенко оборвал пение, обернулся ко мне и удовлетворенно сказал:

— Сдается мне, что за этот госпиталь можно будет не беспокоиться.

Через несколько дней начальник нового инфекционного госпиталя привел к нам батальонного комиссара И. И. Кулагина. У него добрая улыбка на отечном бледном лице. Мы скоро привыкли к тому, что, если в дверях показывался высокий, подвижный Певзнер, за ним тут же появлялась коренастая фигура комиссара Кулагина.

В этот госпиталь санотдел вскоре послал врачей Л. В. Зиглинг, А. Ф. Новикову, начальника аптеки старшего военфельдшера М. Я. Марона, старших сестер Веру Курову, Екатерину Виткалову, Екатерину Максимову, Асю Кононову, сандружинниц Лидию Васильеву, Валю Ретинскую, Шуру Ануфриеву, Шуру Кузнецову.

Старшая медицинская сестра инфекционного госпиталя № 823 лейтенант медицинской службы В. Д. Курова.

Организационный период застал персонал формируемого госпиталя на Куракиной Даче. Поначалу было холодно, голодно, отчаянно дымили неумело поставленные печи. Но молодой коллектив госпиталя взялся налаживать порядок в новом учреждении. Прежде всего сестрам, сандружинницам надо было привыкнуть к новым условиям и новым требованиям. Ведь инфекционные заболевания представляли серьезную опасность и для всего обслуживающего персонала. Врачи учили своих помощниц и были требовательны и строги к неукоснительному выполнению всех правил санитарии. Тут действовал закон: «Никто не должен заразиться. Здоровье каждого — в его руках!»

Мылом, щетками, лизолом, хлорной известью бессчетное число раз в день сестры и сандружинницы мыли предметы ухода за больными и свои руки. Запах хлорки надолго стал неотделим от них самих…

Весной госпиталь перевели в школу в Белевском переулке, в район Троицкого поля. К тому времени персонал приобрел уже некоторый опыт, быстро привел в порядок новое помещение, со знанием дела вывел трубы печурок, устроил изоляторы, построил большой санитарный узел, столовую, пищеблок. Над умывальниками появились предупреждающие надписи: «Помните: через грязные руки передаются заразные кишечные болезни».

Внимание наших эпидемиологов и инфекционистов было постоянно приковано к запасному полку, через который шло в армию пополнение. Там оседали ослабленные и заболевшие и через санитарную часть переправлялись для лечения в инфекционный госпиталь № 823.

В конце февраля вместе с Романенко я провела несколько часов в этом госпитале. Радовали чистота и порядок в палатах, столовой, приветливость персонала.

Шел обеденный час. Сестры разносили больным протертый суп, булку, сухари, кисель. Наливали в мензурки желудочный сок, соляную кислоту с пепсином. Некоторые больные поражали своей апатией, даже безучастностью к собственной болезни. Удивляло обилие на лицах ярких пятен, пузырьков, наполненных жидкостью, или присыхающих струпьев.

— Это авитаминоз группы В2-пеллагра, — сказал мне в коридоре Певзнер, — к счастью, встречается не столь часто. В запущенных случаях трудно поддается лечению.

Надеюсь, читатель простит меня, если я несколько нарушу хронологический ход повествования и расскажу о том, что было потом с маленьким стокоечным госпиталем. В январе сорок четвертого он двинулся вперед вслед за войсками, разгромившими осаждавшие Ленинград вражеские дивизии. В труднейших условиях бездорожья на лесных опушках и проталинах люди 823-го госпиталя принимали и лечили инфекционных больных, готовили микстуры, вливали в вены солевые растворы и по укоренившейся привычке то и дело мыли руки хлоркой, лизолом, карболовой кислотой. Путь их к победе пролег через Нарву, Тарту и Восточную Пруссию.

Весной 1945 года 2-я ударная армия, в составе которой находился тогда госпиталь, под городом Гданьском освободила лагерь смерти. За стеной из проволоки, по которой был пропущен ток, погибали 1400 женщин и детей, свезенных туда из многих стран Европы.

Передо мной газета «Отважный воин» 2-й ударной армии за 5 апреля 1945 года. В ней ленинградский журналист Д. Славентатор рассказал, как воины Красной Армии и люди инфекционного госпиталя спасли умиравших женщин и детей, как выносили на своих руках невесомые скелеты, обтянутые кожей. Густо завшивленное тряпье сожгли. Узниц, похожих на призраки, отмыли, переодели в госпитальную одежду, обогрели, накормили. В чистых уютных домах местных бюргеров развернули первый советский госпиталь, где и разместили освобожденных узниц. Эпидобстановка в этом районе была неблагоприятной: в госпиталь стали поступать сыпнотифозные. В горячечном бреду, не остывшие от боя больные сыпным тифом солдаты вскакивали с коек и с криком: «В атаку!» — выпрыгивали из окон, убегали в одном белье, доставляя много волнений и тревог ухаживающему персоналу.

Тогда, в сорок пятом, еще не применялись антибиотики, десяток лет спустя совершенно изменившие течение паразитарных тифов.

Многих женщин и детей спасли в тот год врачи, сестры, санитарки госпиталя. Сами пережившие тяжкие страдания войны и девятьсот дней блокады Ленинграда потерявшие многих близких, родных, люди 823-го госпиталя и на чужой