Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

и санитарно-эпидемиологической разведке под носом у противника, когда забор питьевой воды на анализ может стоить жизни… Ведь моя работа — это люди, их дела, рост мастерства. Санитарный отдел не минует ни военный врач, ни фельдшер, ни медицинская сестра. С каждым прибывшим из санитарного управления фронта военным медиком надо познакомиться, продумать, на какой работе с большей целесообразностью следует применить его знания и боевой опыт.

Мне нравится моя работа, если не очень зарываться в бумаги. Мне очень помогают мои помощницы, и я убеждена, что они самые лучшие. Вначале была военфельдшер Наталья Валюгина, умный, целеустремленный человек. В сорок втором санитарный отдел дал ей путевку в Первый медицинский институт и временно перевел для сменной работы в армейский эвакогоспиталь, принимавший раненых в Доме культуры работников пищевой промышленности на улице Ткачей. Наташу сменили две подружки, очень веселые и деловитые, — старшие военфельдшера Антонина Кузнецова и Елена Васильева — Тося и Леля. Тося мечтала после войны остаться в кадрах армии. Леля — вернуться к прерванной войной деятельности акушерки.

Девчата помогают мне вовремя сдавать множество отчетов, сведенных в различные формы, строгому педантичному помощнику начальника кадров санитарного управления фронта военврачу второго ранга М. Е. Буркату. С их помощью мне удалось подготовить к аттестации значительную группу молодых санитарных инструкторов, имеющих законченное среднее медицинское образование и боевой опыт. Потом я их, получивших звание «военфельдшер», не раз встречала в различных частях. Они были горды первым командирским воинским званием и часто поглядывали на свои сверкающие эмалью красные кубики в полевых петлицах.

Лучших санитаров и санитарных инструкторов рот и батальонов хорошо знали врачи и фельдшера полков. В каждой санчасти велся строгий учет работы санитаров.

Учет учетом, но нередко наградные документы на них путешествуя из частей в штаб армии, претерпевали сложные и таинственные превращения. Случалось порой, что заслуженная награда догоняла смельчака через два-три десятилетия после того, как отгремели залпы победного салюта.

Я знакомилась и часто встречалась со многими санитарами и санитарными инструкторами в самой различной обстановке. Я видела их в работе на льду замерзшей Невы, везущих раненых в санках или лодочках…

Иногда лишь метко оброненное слово, внешний облик помогали лучше понять человека. Эти люди в потемневших, закопченных ватных куртках и штанах, почерневших дубленках, при всем их индивидуальном различии были схожи в одном — в полной отдаче сил медицинскому долгу.

Как-то во время артиллерийского налета на Колпино я укрылась в траншее, вырытой за зданием горсовета. В ней уже было несколько человек. Снаряды рвались близко, и на нас падали комья мерзлой земли, куски дерева, со свистом проносились осколки. В углу небольшой траншеи примостились двое санитаров, держа в руках плащ-палатки. Из-за голенищ валенок выглядывали черенки алюминиевых ложек. Они оказались из 2-й роты 173-го полка. Только что сдали на Ижорский в медсанбат раненного в ногу автоматчика и возвращались к себе. Сказав это, один из них порекомендовал мне не высовываться из траншеи, а присесть на ящик от патронов. Обстрел продолжался, но разрывы снарядов отодвинулись от нас куда-то в сторону, и обстановка для беседы сложилась самая подходящая.

Первым заговорил широкоплечий смуглый санитар, назвавшийся сержантом Василием Покатовым. Его товарищ Антон Классен по-северному бледнолик. Его светлые спокойные глаза под льняными бровями смотрели внимательно, серьезно. Он иногда дополнял Покатова, вставляя меткое словечко. Покатов с ним соглашался. По всему было видно, что они близкие друзья.

Оба участвовали в наступлении своей 2-й роты. Оба были ранены, но вернулись в родную часть. Скудный харч не покрывал расхода энергии, и тогда друзья договорились работать вместе, вдвоем — пусть им в карточку пишут одного раненого на двоих, зато легче, справиться можно. А то сердце от натуги и слабости бьется так, что даже дышать трудно. Вот уж второй месяц, как они вдвоем выходят на свой участок. По очереди тащат плащ-палатку или лодочку с раненым, по-братски делят хлеб, табак, сахар, консервы.

Из множества звуков на поле боя они научились улавливать один — слабый стон и пробираться к раненому. Привычными к темноте глазами, «кошачьими», как уточнил Классен, они различали на равнине белые бугорки, нередко оказывавшиеся на поверку еще живыми, присыпанными снегом солдатами. Как же рады они были, что спасли своих полузамерзших товарищей…

Покатов и Классен возвращались в свою землянку, где никогда не остывал очаг, ана нем — большой чайник. Закусив чем было, согревшись кипятком, они засыпали возле печки на полу…

Проснувшись, они зачастую не помнили сновидений, только знали, что прошел еще один день войны.

Свой боевой участок санитары рассматривали и изучали еще засветло. Плоская равнина, поваленное дерево, бесчисленные воронки, пулеметные гнезда. Когда вновь наступят сумерки, они выползут сюда, чтобы обязательно разыскать и спасти раненых.

…Одна из последующих моих встреч с этими санитарами состоялась в селе Рыбацком. Помню, каким счастьем светились глаза Покатова и Классена, когда командарм поблагодарил их за работу и поздравил с боевыми наградами, вручив каждому по ордену Красной Звезды.

День 21 марта был светлым, долгим. В Усть-Ижору, на свою 2-ю армейскую конференцию, уже с утра прибывали войсковые врачи. До отказа заполнена просторная землянка под холмистым невским берегом, ярко горят фонари. С неослабным вниманием слушают врачи доклад армейского хирурга М. А. Могучего о хирургической деятельности в медсанбатах и госпиталях армии за истекшие шесть месяцев.

С каждым месяцем войны совершенствовалось оказание помощи раненым, и в то же время с началом весны раны у ослабленных блокадой больных заживали дольше, состояние нередко утяжелялось.

Объем хирургической помощи в медсанбатах за истекшие месяцы заметно возрос, хирурги дивизий практически оперировали всех, кого доставляли из полковых медпунктов, и время, затрачиваемое на доставку раненых с передовой, заметно сократилось. Этому немало способствовали временное выдвижение нескольких медсанбатов в район боевых действий — в Колпино, усиление полковых медпунктов санитарным транспортом. Больше чем половине раненых оказали первую помощь на поле боя медики рот и батальонов, главным образом санинструкторы.

Половина из тех, кто пострадал, сами добрались в батальонные медицинские пункты, остальных доставили на лодочках-волокушах, лыжно-носилочных установках, на плащ-палатках, вытащили волоком на шинелях, вывезли на лошадях.

Зимние месяцы изобиловали тяжелыми осколочными ранениями, кровотечениями, глубоким длительным шоком. С успехом применялась противошоковая жидкость по рецепту профессора Жорова. Проверка этого нового средства, проведенная начсандивом 70-й В. А. Буковым, показала его большую эффективность. 20 %-ный раствор спирта с добавлением 20 ампул морфия на литр, выдаваемый по 30–50 граммов, значительно успокаивал, облегчал состояние раненых, хорошо действовал как противошоковое средство.

— Девять месяцев истекшей войны, — сказал в своем выступлении главный хирург фронта Куприянов, — явились