Нелепая смерть. Загадочные и трагичные истории из практики патологоанатома - Мишель Уильямс

— Очень рад, — сказал он.

— Доктор Зайтун будет работать с нами несколько месяцев, — пояснил Эд. — Вы займетесь вскрытиями? — поинтересовался Клайв.

Он всегда задавал этот вопрос, так как все больше патологоанатомов предпочитали обходить секционную стороной.

Доктор Зайтун улыбнулся, и я заметила у него два золотых зуба.

— Разумеется! — воскликнул доктор. — В Ираке я был судмедэкспертом.

Клайв кивнул, но без особого энтузиазма.

— Доктор приступает со следующего понедельника, — провозгласил Эд.

А потом отправился показывать новому сотруднику морг. Клайв последовал за ними. Когда мы снова остались в кабинете одни, я спросила:

— Ну и как он?

Клайв убежденно произнес:

— Доктор Зайтун — абсолютный идиот. Уверен, что с ним даже проблем не возникнет.

В следующий понедельник у нас было только одно вскрытие, и первой доктора Абдула Зайтуна за работой увидела я. Клайв ушел на обязательные занятия, где его учили пользоваться огнетушителями, а потом говорили, что пользоваться ими не следует, а затем женщина, похожая на мешок картошки, обучала правильной осанке. Перед уходом Клайв строго-настрого приказал мне не спускать с доктора Зайтуна глаз.

— У меня чутье на таких людей, Шелли, — шепнул он. — Ему палец в рот не клади.

Доктор появился в половине десятого и, увидев все еще накрытое простыней тело, спросил:

— А вы что, еще не приступили?

— Вы не идентифицировали тело, — пояснила я.

— Но вы-то идентифицировали, — сказал он. — Или нет?

— Да, но…

— Вот и отлично! Я вам полностью доверяю. Приступайте к эвисцерации, а я вернусь через двадцать минут.

С этими словами он ушел. Я знала, что несколько лет назад все действительно было иначе. Большинство патологоанатомов с радостью взваливали на санитаров идентификацию тел, поступивших на вскрытие. Но теперь ситуация изменилась. Окажись на моем месте Клайв, он бы высказал доктору Зайтуну все, что о нем думает. Я так поступить не могла. Мне не хватало уверенности в себе, я чувствовала себя девчонкой. За последние несколько месяцев я научилась чему угодно, но только не наглости. Я не могла не подчиниться требованию патологоанатома, поэтому нехотя приступила к работе, но перед этим тщательно проверила личность умершего и для верности даже привлекла к этому Мэдди.

Доктор Зайтун вернулся минут через сорок. Не извинившись за опоздание, он направился в женскую раздевалку. Пришлось его одернуть. Когда он возник переодетый, я с трудом удержалась от смеха. Спецкостюм был ему велик на несколько размеров. Пояс брюк располагался где-то под мышками, а горловина была так широка, что туда с легкостью прошли бы его плечи. Когда же он влез в халат, то стал похож на мальчишку в отцовской пижаме. Я попыталась показать ему, где у нас маски, шапочки и перчатки, но он только рукой махнул:

— В этом нет необходимости.

— Информация по пациенту в нише.

— Я обычно никогда не смотрю бумаги до конца, — молвил доктор. — Эта информация может повлиять на мою работу.

Я подумала, что рациональное зерно в этих словах, пожалуй, есть, однако предпочла держать свои мысли при себе. Если честно, больше всего я боялась расхохотаться, а это было бы немного некстати.

Органы я сложила в большой таз, и Зайтун принялся за вскрытие, а я начала восстанавливать тело. Я ознакомилась с информацией коронера и уже была в курсе, что, скорее всего, мы имеем дело с сердечным приступом — боль в груди и дыхательная недостаточность. Я была уверена, что доктор Зайтун обнаружит бляшки в коронарных артериях. Но, совершенно неожиданно для меня, минут через десять он изрек:

— Пневмония.

И пошел мыть руки.

— Вы забыли про мозг, доктор Зайтун! — крикнула я ему вслед.

Мозг лежал нетронутый в отдельном тазу.

— Зачем вы вообще его извлекли? — удивился он.

— Мы всегда так делаем, когда коронер требует полного вскрытия.

Доктор нахмурился, задумался. Потом сказал:

— Посмотрите на мозг сами и вы увидите, что он не имеет отношения к причине смерти.

— Это вне моей компетенции.

— Вот как? — сказал доктор. — Что ж, тогда просто верните его назад.

Не успела я слова сказать, как он подхватил документы и исчез в раздевалке. Я осталась в полном недоумении.

Когда я возвращала органы в полость тела, то не могла не заметить, что исследование было проведено поверхностно: по одному разрезу на печени, селезенке и легких, вскрыта лишь одна почка, а сердце осталось практически без внимания.

Когда за обедом я рассказала об этом Клайву, он лишь головой покачал:

— Я же говорил, что он абсолютный идиот.

Глава 43

Время в морге летело быстро, но я все равно всегда с нетерпением ждала выходных. Что может быть чудеснее вечера пятницы и утра субботы? Если бы мне сказали, что работа с мертвецами тяжела, я бы рассмеялась. Но вскоре ощутила, как ноют руки и ноги к концу недели. Впрочем, у всего есть плюсы — не нужно ходить в спортзал.

В этот раз мы с Люком не строили планов на выходные, и я спокойно могла часок посидеть в пабе, а потом вернуться домой — к огромному дивану, вкусной еде и бутылке хорошего красного вина. Кроме того, наконец-то я могла уделить внимание Харви и Оскару. Прежняя работа позволяла уделять собакам больше времени, и меня уже начала мучить совесть, что я совсем забыла про парней. Люк, конечно, выручал меня, но я скучала — что-то важное связывало меня с Харви и Оскаром; я любила валяться с ними на диване и играть в «спрячь игрушку». Такие, на первый взгляд, глупости понятны только истинным любителям собак, и только такие люди могут относиться к ним серьезно.

Вечер пятницы был приятно прохладным, а утро субботы выдалось даже без похмелья. Мы решили навестить родителей. К счастью, дождь перестал, и парни нанесли в их дом не слишком много грязи. Однако я почувствовала, что сегодня в доме Уильямсов нечто изменилось.

Оказалось, что мой горячо обожаемый дед серьезно болен. Полтора года назад умерла бабушка, которую я тоже нежно любила. Для деда это стало тяжелым ударом. Они были вместе с ранней юности, воспитали троих сыновей, и бабушка очень ими гордилась. Сообразуясь с тогдашними нравами, бабушка готова была пожертвовать ради своих четырех мужчин абсолютно всем, и они принимали ее заботу как должное. Папа рассказывал, что в трудные времена бабушка часто даже недоедала, поскольку считала своим долгом в первую очередь накормить всех членов семьи, а еды на всех не хватало. Она просто никогда не