Из Кисловодска в Кисловодск. 1918–1919 - Всеволод Евгеньевич Милоданович

Вильны у Литвы). Это было, пожалуй, лучше, на время, конечно. Бригада Тимановского означала поступление в Добровольческую армию, т. е. еще раз проиграть и очутиться так далеко на востоке, куда потом удирать? Это было делом неподходящим. Мы все метили в эмиграцию на запад, я лично – в Югославию, где у меня была протекция – в этом я был совершенно уверен. Но как туда попасть? И тут я (и остальные) сделали ошибку, что не попросили у капитана дать нам удостоверение для возвращения на «родину»: мне – в Сербию, Новаковскому – например, в Польшу, Карпову по фамилии подходила бы, может быть, Болгария, Христусу – тоже что-нибудь балканское, а кстати – дать нам и железнодорожное предложение. Я думаю, что французы бы нам в этом не отказали. Но все это пришло мне в голову значительно позже, когда я был уже в Белграде и имел там протекцию собственных родителей! Точно так же и мои спутники молчали. Итак, не зная, на что решиться, мы вернулись в Аккерман и пришли к заключению попробовать пойти в польскую дивизию и без особого труда наткнулись как раз на беженскую компанию.

Помню, как один офицер, сидевший на земле у хаты, приветствовал нас отданием чести всеми пальцами, потом только двумя, а затем – «комбинацией из трех пальцев», после чего сказал: «Теперь, кажется, все удовлетворены?» и криво усмехнулся.

Мы получили следующие сведения (от него и прочих): это – 5-я рота, не помню теперь, какого полка. Командир: старый полковник Ястржембский[129], фельдфебель (беженец) полковник Топалов, в роте 3-го взвода. Меня сразу удивило, что рота называется 5-й: означало ли это, что в полках всего по 4 роты, или она была 5-й, как «5-я спица в колесе»? Относительно состава взводов мы скоро заметили, что в 1-м взводе преобладают «буржуи»: барон Мейндорф, бывший товарищ председателя Государственной думы, Савенко, известный депутат этой же Думы от города Киева, генерал-лейтенант Ронжин[130], бывший начальник Главного управления военных сообщений и т. д. – всех не помню. 3-й взвод был пролетарский, а 2-й – средним. Мы представились начальству и были занесены в списки, конечно, не в качестве поступивших в польскую армию, а только находящихся под ее охраной от румынских посягательств. Польская охраны была, конечно, очень важна, но еще важнее была пища! Но польская армия, кроме охраны, не давала нам ничего для желудка. Как я слышал позже, она сама получала от французов только половину их пайка, но это я не считаю достаточным резоном: не все ли равно было для французов выдавать на 25 пайков (по полпайка на человека) больше или меньше? Желиговский об этом не позаботился, увы!

Пока была поминальная неделя (кажется, так она называется), можно было присоединиться к местным жителям, пирующим на кладбище. По случаю этой недели они напекли и наварили много всякой, вполне доброкачественной, снеди, хватило и на нас. Итак, один раз в день мы ели и чувствовали, что этого совершенно недостаточно! Другой неприятностью было, что в этой деревне мы сразу набрались вшей! О них я еще буду говорить ниже, а теперь подчеркну, что когда поминальная неделя кончилась, мы оказались в совершенно отчаянном положении!

Кайола собрался идти в Аккерман. Очевидно, что у него был какой-то план и знакомство в Аккермане. Мы, Карпов, Новаковский и я, решили идти с ним, считая, что у него все-таки есть кое-какие средства, так что без еды он нас не оставит. Несколько смущало расстояние: всего 30 км! Но не сидеть же нам голодными? Мы пошли, и нам страшно повезло! Примерно на полпути мы увидели господский дом и попросили разрешения отдохнуть. В ответ нас пригласили к обеду, и это был настоящий обед! Мы, конечно, отдали ему честь и, значительно повеселев, продолжали путь.

В Аккермане Кайола завел нас в какой-то ему известный дом, где мы поужинали (за счет Кайолы), выспались, а на утро побрели обратно, оставив Кайолу в Аккермане. На обратном пути мы, по неуместной деликатности, к помещику уже не зашли и голодными вернулись к «5-й роте».

Я вообще ничего не помню относительно того, чем мы питались со времен оставления «Рухумой Збройной Майстерни Запорiжського Кошу», но, вероятно, иногда, что-нибудь да ели, так как остались живыми после этой «экскурсии» в Бессарабию и Румынию.

По соседству с нами (юго-восточнее) был греческий армейский корпус. Это меня заинтересовало: нет ли там тоже каких-нибудь эмигрантов, которых, однако, кормят, и я пошел на разведку и встретился с несколькими «греками из Одессы», но в греческой форме!

Эти греки сказали мне, что ничего подобного «5-й» роте у них нет, есть только те русские греки, которые поступили в греческую армию, и что, если бы я был греком, то приняли бы и меня. Но поступать в греческую армию, даже если бы моя фамилия была, напр[имер], Папа-Афонасопуло (был такой русский кавалерийский генерал), я бы не хотел, «суть бо греци льстивы даже до сего дне»!

Мы все-таки поговорили о положении вообще, и греки возмущались французами, которые, обратившись в бегство под Березовкой, поставили греческий корпус в «критическое положение», которое заставило их последовать примеру французов. Насчет этого «критического положения» я был иного мнения: неужели одного греческого корпуса не было достаточно для победы над шайкой Григорьева? Но этого я грекам не сказал и вернулся в свою «5-ю роту» голодный, как до своей вылазки.

Следующей большой неприятностью были вши, которых мы набрались после первого же ночлега в этом селе. Они так размножились, что я не выдержал: снял свою меховую кожаную куртку, которая верно прослужила мне всю Великую войну, спорол с нее верх, вынес мех на улицу и бросил его посреди нее. Вши начали выползать из нее целыми колоннами во все стороны! Это привлекло внимание прохожих: образовался кружок, вроде как в Аккермане вокруг негра-большевика, который со смехом наблюдал за походным движением вшей! Мне же как будто бы немного стало легче, увы – ненадолго!

Полковник Ястржембский был нашим командиром в продолжение всего лишь нескольких дней: его сменил майор Лембке. Замечу по поводу этого чина, что русские капитаны, поступившие в польскую и румынскую армии, были переименованы в майоры. Это было, конечно, правильно: в русской армии, при 5 обер-офицерских чинах, штаб-офицерских было только 2: полковник и подполковник. Таким образом, следующим чином для капитана был подполковник (как для майора во всех иностранных армиях).

Капитан пользовался в русской армии и некоторыми штаб-офицерскими привилегиями: он был «Высокоблагородие», солдаты его роты становились при отдании чести «во фронт», ему полагалось 2