Музей языков. Конрад Гесснер и книги-полиглоты XVI в. - Михаил Львович Сергеев

со ссылкой на Себастьяна Мюнстера, о тождестве обозначений «халдейский» и «вавилонский» (язык), а также замечает, что Филон Иудейский использовал термины «вавилонский» и «древнееврейский» (язык) в качестве синонимов. Наконец, дана глосса, которая служит примером слова на «вавилонском»; ее включение обосновано отождествлением халдейского и вавилонского и подчинено принципу единства «ключевых слов»[589].

Текст глоссы заслуживает отдельного внимания: «Falconis sacri genus primum secundum Babylonios & Assyrios vocatur seph: alterum genus dicitur semy: tertium hynaire, & peregrinus, ab Aegyptiis ac Assyriis, Tardivus» («Первая разновидность Falco sacer, согласно вавилонянам и ассирийцам, называется seph, другой вид – semy, третий [вид] у египтян и ассирийцев [называется] hynaire и peregrinus, Тардив») (Mithridates 1555, 15b). Можно предположить, что у Гесснера, выпустившего том «Истории животных», посвященный птицам, в один год с «Митридатом»[590], имелись выписки с их названиями на разных языках; среди них нашлось и вавилонское. Действительно, в «Истории» мы обнаруживаем латинский перевод цитаты из «Art de faulconnerie» (1492) Гийома Тардива[591], который также приведен в «Митридате», только в сокращенном виде: из текста устранены зоологические пояснения, избыточные в лингвистическом справочнике:

Falco sacer (inquit Tardivus) trium generum est: primum vocatur seph secundum Babylonios & Assyrios. hoc invenitur in Aegypto & in parte occidentali, & in Babylone. capit lepores & hinnulos. Alterum genus dicitur semy, a quo gazellae (capreae) parvae capiuntur. Tertium hynaire, & peregrinus ab Aegyptiis ac Assyriis: vel commeans, (vulgo Gallice de passage) quoniam nescitur, ubi nascatur: & quotannis commeat Indos aut meridiem versus[592] (Gessner 1555a, 65) [курсивом выделен текст, процитированный в «Митридате». – М. С.].

Falco sacer (сообщает Тардив) бывает трех видов [genera]: первый, согласно вавилонянам и ассирийцам, называется seph. Его обнаруживают в Египте, и в западной стороне, и в Вавилоне. Он ловит зайцев и ланей. Другой вид называется semy, он охотится на маленьких газелей (диких коз). Третий [вид] у египтян и ассирийцев [зовется] hynaire и чужеземным, поскольку неизвестно, откуда он происходит, и каждый год он отправляется к индийцам или на юг.

Из приведенных наблюдений и примеров (число которых легко умножить) мы можем заключить, что, подобно тому как естественно-научные энциклопедии Гесснера были в определенном смысле печатными «музеями», представлявшими коллекции натуралий, которые принадлежали Гесснеру и его знакомым натуралистам, «Митридат» можно считать музеем языковых экспонатов. В своей диссертации Фабьен Симон сравнил с «кабинетами редкостей» и «библиотеками» сам компилятивный принцип, лежащий в основе справочников о языках К. Гесснера и К. Дюре: в одном собрании оказывались совершенно различные по содержанию тексты, касающиеся современных и античных, «экзотических» и искусственных языков (Simon 2011, 174–175; ср. также Considine 2017, 69–70). Такая интерпретация кажется возможной, но более точной и специфической для понимания композиции «Митридата» нам представляется следующая формулировка: коллекция была одной из составляющих гесснеровского справочника, и это была не метафорическая, а вполне обозримая коллекция языков.

Заключение

XVI век в Западной Европе стал периодом расцвета занятий языками и первых попыток описать их многообразие. Практики чтения и упорядочения информации, востребованные в ученом мире (толкование древних источников на языке оригинала, перевод библейских текстов на народные языки, систематизация номенклатуры естественных наук и т. д.), предполагали изучение древних и современных, в том числе «экзотических», языков и распространение сведений о них в печатной продукции. С другой стороны, интерес исследователей к происхождению собственных народов, их культурным и языковым древностям, также заметно возросший в раннее Новое время, способствовал рассмотрению языкового многообразия с исторических позиций. Составлявшиеся и публиковавшиеся гуманистами собрания этимологий и сопоставительные словари демонстрировали отсутствие строгого и последовательного метода, но свидетельствовали о зарождении в республике ученых самостоятельного интереса к лингвистике, не ограниченного практическими потребностями в изучении языков.

Одним из воплощений этого интереса стало издание в 1530–1600-х гг. печатных книг-полиглотов, собравших сведения о многих или даже всех известных языках мира. Авторы первых из них – Гийом Постель и Тезео Амброджо дельи Альбонези – стремились продемонстрировать читателям образцы восточных письменностей, прежде никогда не выходившие из печатного пресса, и научить простейшим правилам их чтения. Попутно они рассказывали о разных темах, связанных с письмом: грамматических «функциях» и магических свойствах букв, истории священных текстов и направлениях христианства, истории и происхождении самих языков и алфавитов. Лингводидактический пафос был усвоен их продолжателем Теодором Библиандером, взглянувшим на проблемы преподавания языков в теоретическом аспекте и перенесшим внимание с письмен на грамматику, причем универсальную, основы которой действительны для всех языков. Языковые образцы даны у Библиандера только в латинской транскрипции; их тексты набраны в параллельных столбцах, напоминающих издание многоязычной Библии, удобное для коллации версий; более систематизированным образом представлен и каталог языков, которому отведен специальный раздел в начале сочинения.

Следующий полиглот, ставший главным героем нашей книги, получил в XVI в. наибольшую известность и влияние. «Митридат. О различиях языков» цюрихского филолога и натуралиста Конрада Гесснера, несмотря на весьма компактные размеры, содержал сведения о более чем 100 языках древнего и современного мира, расположенные в отдельных статьях по алфавиту. Статьи «Митридата», помимо названий языков и разнообразных specimina linguarum (от глосс до небольших текстов, в том числе поэтических), содержат сведения о сходствах и различиях, а также о родстве языков, экскурсы в историю и географию.

Примечательна сильная разнородность собранных автором материалов. Приводя в одних главах замечательные по своей проницательности лексические сопоставления, актуальные сведения о языковой ситуации в тех или иных регионах и редкие образцы языков, полученные от корреспондентов, в других главах Гесснер ограничивался выписками из справочников и словарей или случайными глоссами, доступными в греческих и римских источниках, а указания на родство языков вовсе не подкреплял доказательствами. Кроме того, национальные предпочтения автора, очевидно, повлияли как на подробность освещения истории различных языков, так и на интерпретацию приведенных фактов. Такая содержательная неравномерность, характерная для текста «Митридата», поставила под сомнение возможность оценки его замысла, исходя из наиболее ярких и «прорывных» (с точки зрения дальнейшей истории науки) эпизодов книги. Объективный анализ требовал изучения текста «Митридата» как целого и объяснения формальных и содержательных различий между его частями.

Вопрос о задачах и содержании справочника был рассмотрен мной в связи с историей его создания и развитием жанра книги-полиглота. Изучение биографических свидетельств о школьных и университетских годах Гесснера, а также его филологических и естественно-научных трудов, предшествовавших созданию «Митридата», показало, что важнейшими для творчества Гесснера были жанры лексикона и антологии. Что касается словарного дела, то Гесснер особенно проявил себя в лексикографии греческого языка и в описании латинской и вернакулярной терминологии, тогда как антология