Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб

* * *

Летом 1926 года лонг-айлендская элита жила словно в осаде. В трех городках северного побережья добычу воров составили украшения в общей сложности на тринадцать тысяч долларов. Потом, в конце июля, в Глен-Хэде обокрали дом менеджера из «Стандард ойл» Бенджамина Брюстера Дженнингса и его жены Кейт. Кто-то влез на крышу крыльца и снял с окна москитную сетку. Одна только жемчужная булавка для галстука стоила десять тысяч. В этой краже, как и в трех предыдущих, подозреваемыми стали Бэрри и Монахан.

Каждая нераскрытая кража драгоценностей выставляла стражей порядка беспомощными, если не сказать глупыми. К 1926-му полицейский штат в Нассо вырос почти вчетверо, там теперь служили около двухсот сержантов и патрульных. Сыскному подразделению, «одному из самых важных», по мнению нью-йоркской «Дейли Ньюс», отделов «реорганизованного департамента» полагалось не менее четырнадцати сотрудников. В округе развернули сеть телефонов экстренной связи – как раз у такого остановился Кинг перед перестрелкой с Бэрри и Монаханом, – они позволяли штабам оперативно передавать срочную информацию патрульным на выезде. «Масштабная реорганизация окружной полиции», – хвалилась «Дейли Ньюс», – позволила снизить уровень преступности. Полицейские на мотоциклах или в машинах, двухместных «фордах» TS с аббревиатурой «П.Д.» по бокам, патрулировали «удаленные районы Нассо».

Но кражи драгоценностей превращали в посмешище все старания улучшенного департамента и нового отряда детективов. Люди Гарольда Кинга вместе с шефом прочесывали усадьбы и особняки в поисках улик, но поиски заканчивались ничем. Подробные описания краденого рассылались по всем ломбардам и ювелирным секонд-хендам, но никто этих предметов в глаза не видел и предложений об их покупке не получал.

Стопка папок с нераскрытыми кражами росла – вместе с карьерой Кинга. Сдав на отлично экзамены, он получил звание капитана, и его жалованье теперь увеличилось до трех тысяч пятисот долларов в год – не бог весть какая сумма в мире легких денег, где обитал Бэрри и другие бродвейские игроки по-крупному. Оказавшийся поблизости репортер запечатлел, как шеф окружной полиции Нассо Абрам Скидмор прикалывает Кингу на лацкан капитанский значок. «Момент славы», – гласила подпись под фотографией в газете.

Месяц спустя произошла еще одна крупная кража – на сей раз в Манхэссете, в пяти милях от полицейского штаба. Вечером 29 сентября Бэрри с Монаханом залезли в летнюю сорокадвухкомнатную виллу газетного магната Ральфа Пулитцера – издателя газеты «Нью-Йорк Уорлд», сына знаменитого идеолога желтой журналистики Джозефа Пулитцера – и забрали шкатулку с драгоценностями на двадцать три тысячи долларов. Жертвами оказались съемщики виллы – бизнесмен из Дейтона, Огайо, Гарольд Талботт и его жена Маргарет – они обвенчались около года назад. Талботт приехал в Нью-Йорк, чтобы войти в совет директоров «Крайслера», а на Лонг-Айленд поиграть в поло. Маргарет Тэйер Талботт происходила из знатной филадельфийской семьи. Ее родители имели несчастье купить билеты в первый класс «Титаника». Отец, вице-президент «Пенсильванской железной дороги», утонул вместе с лайнером, а мать со старшим братом выжили. Богатая наследница Пегги – как называли ее друзья – попала в газетные заголовки в 1924 году, когда, вернувшись из Восточной Африки, где охотилась на крупного зверя, передала в дар местному музею головы и шкуры добытых животных.

Расследование Кинга хромало с самого начала. Талботты сообщили о краже страховщикам, а те привлекли к расследованию частного детектива Ноэля Скаффу, которого еще только ожидал суд за выкуп краденых жемчугов Донахью у Бэрри. Опросив прислугу, Скаффа не обнаружил свидетельств того, что это – дело рук кого-то из них. Прошло больше недели, прежде чем о краже заявили Кингу.

Преступление имело все признаки работы «Обеденного вора». В тот день Талботты поужинали дома и весь вечер провели у камина. Их собака в какой-то момент зарычала и залаяла, но ни супругов, ни прислугу ничего не насторожило, поскольку никаких других звуков они не услышали. Кражу обнаружили лишь наутро. Вор – Бэрри позднее утверждал, что он стоял на стрёме, а внутри орудовал Монахан, – забрался на крышу крыльца, потом через окно проник в спальню и забрал из комода шкатулку с семнадцатью дорогими украшениями. Пегги назначила награду за возврат вещей, но никто не откликнулся.

Следующей целью воров стал дом бруклинского банкира и мецената Натана Джонаса в Норт-Хемпстеде. Вечером в конце ноября Монахан, который действовал в одиночку, залез по стремянке в спальню на втором этаже. Не обладая отточенным мастерством Бэрри, он наделал много шума, и Джонас отправился наверх посмотреть. Когда он вошел в спальню, из примыкающей к ней библиотеки появился Монахан с револьвером. Свободной рукой он – вместо маски – прикрывал нижнюю часть лица.

– Назад в комнату! – рявкнул он.

Важный, с козлиной бородкой, Джонас привык сам давать распоряжения, а не подчиняться им.

– Зачем?

– Еще звук, и я тебя пристрелю.

– У нас здесь нет ценностей, – сказал Джонас. – Мы не храним их в доме.

У Монахана сдали нервы. Он бросился вниз по лестнице и выбежал через заднюю дверь.

Отвечая на вопросы репортеров, Джонас, который по роду деятельности обычно работал с окончательными результатами, и здесь ограничился итоговой строчкой:

– Он ушел ни с чем.

* * *

Бунгало Анны Блейк в Лейк-Ронконкоме в тридцати километрах от Минеолы, в соседнем с Нассо округе Саффолк, служило Артуру Бэрри лонг-айлендской базой. Его расположение позволяло, с одной стороны, без труда выискивать новые многообещающие виллы на Золотом берегу и вести за ними наблюдение, а с другой – давало возможность ускользнуть от Гарольда Кинга и его людей, если что-то пойдет не так. Из-за торговли канцтоварами Бэрри постоянно был в разъездах, нередко уезжал из города по делам – по крайней мере, так он объяснял Анне свое частое отсутствие. Она никогда не расспрашивала, куда он едет или чем сейчас занимается. То, что Артур играет, она знала, а иногда – по ее воспоминаниям – он говорил, что у него встреча с другими игроками. «Это был его бизнес, – позднее говорила она. – Мы никогда не ссорились по этому поводу».

Весной 1927 года кражи продолжились. Первой мишенью стал кирпичный колониальный особняк в Пландоме, городке на другом берегу бухты Манхэссет-Бэй, напротив Грейт-Нека. Дом принадлежал брокеру с местом на Нью-Йоркской фондовой бирже Уильяму Каучмену. Его жена Аделаида с двумя сыновьями заметили прислоненную к дому лестницу. Они пошли проверить комнаты второго этажа, но им навстречу вышел человек с револьвером. Это был Монахан. Он попятился назад в спальню, затем ринулся вниз по стремянке, уронив по дороге шкатулку с драгоценностями.