Картографы рая и ада - Василий Андреевич Владимирский

– и для взрослых, и для подростков. В «Дне рождения Алисы» неугомонная школьница использует машину времени, чтобы возродить инопланетную цивилизацию, убитую глобальной пандемией. В «Городе наверху» (1983) обитатели подземных катакомб начинают свое восхождение как раз в тот момент, когда на их планету прибывает земная археологическая экспедиция, которая планирует исследовать древние радиоактивные руины. В фильме Ричарда Викторова «Через тернии к звездам» (1981) по сценарию Булычева земляне будущего спасают инопланетную цивилизацию от другой катастрофы, на сей раз экологической. В «Поселке» (1988) герои отправляются в долгое и опасное путешествие, чтобы добраться до разбитого звездолета и наконец подать сигнал бедствия, буквально вызвать спасателей. И так далее – не всегда автор прямолинеен, кому-то из его героев по ходу действия для пущего драматизма, скорее всего, придется пожертвовать собой, но можно не сомневаться: в последний момент на выручку непременно прискачет легкая кавалерия, с девочками и мальчиками из будущего ничего не случится.

К другой стратегии, позволяющей примирить противоположности – обыденное и фантастическое, экстраординарное и банальное, сверхъестественное и бытовое, – Булычев обращается в «Гуслярском цикле», включающем более 120 повестей и рассказов. В провинциальном городе с громким названием Великий Гусляр, прототипом которого стал Великий Устюг Волгоградской области, мирно уживаются инопланетяне, фольклорные персонажи, путешественники во времени – и типичные советские обыватели. Автор виртуозно играет на этой разности потенциалов, на этом очевидном зазоре, причем интонация Булычева меняется от легкой иронии (в ранних произведениях) до желчной сатиры (в поздних). Показательно, что первый рассказ цикла, «Связи личного характера», опубликован в СССР на страницах журнала «Знание – сила» в 1970 году, но написана эта история в Болгарии и впервые появилась в печати на болгарском языке, а уж потом была переведена на русский.

Как амплуа доброго сказочника, «оптимистического детского фантаста», так и звание писателя-фантаста вообще не слишком радовало писателя. «Если кто-то говорит: “Он писатель-фантаст”, мне всегда слышится за этим что-то вроде: он, конечно, танцор, но танцует, вы понимаете, не в Большом театре, а чечетку в кабаре… – сетовал Булычев в статье «Почему мы спорим?» в 1984-м. – И тут же чувствуешь себя как дворняга на выставке породистых собак».

Совсем другой Булычев, недобрый, саркастичный и даже ядовитый, до конца восьмидесятых был знаком лишь родным писателя и самым близким друзьям. Например, рукопись повести «Осечка-67» Игорь Всеволодович, по его воспоминаниям, спрятал от посторонних глаз еще в 1969 году, когда к нему пришли из компетентных органов по «делу нумизматов». Причем спрятал так надежно, что долгое время считал утерянной и смог опубликовать только в 1993-м – одновременно с выходом телеспектакля «Осечка» на Санкт-Петербургском телевидении. Опасения писателя понятны: речь в повести шла о том, как театрализованное празднование пятидесятилетней годовщины Октябрьской революции в Ленинграде привело к грандиозному бардаку на местах, а в итоге – к падению советской власти.

В годы перестройки Булычев все более склоняется к сатирическому переосмыслению собственных сюжетов. В «Единой воле советского народа», написанной в 1986-м и опубликованной в 1991-м, могущественная сверхцивилизация предлагает землянам возродить великих мертвецов – трудно не заметить параллель с романом «Последняя война». Но только по одному на каждую страну – и лишь тех, кого искренне пожелает воскресить большинство сограждан. Для всего мира это становится серьезным испытанием, а в СССР происходит конфуз: вместо кандидатуры, официально одобренной высшим партийным руководством после долгих прений, большинство советских граждан в едином порыве голосует сердцем за недавно почившего Владимира Семеновича Высоцкого. В рассказе «Встреча под Ровно» (1990) Сталин и Гитлер оказываются инопланетными прогрессорами, которые из лучших побуждений стремятся проредить человеческую популяцию и спасти нашу цивилизацию, которая в противном случае скоро полностью себя уничтожит, – иными словами, старые добрые инопланетяне-спасители уступают место инопланетянам-людоедам, следующим правилу «цель оправдывает средства».

С годами автор не утратил плодовитость, а репутация «доброго сказочника» больше не связывала ему руки. Тогда появился Opus Magnum зрелого Булычева – незаконченный цикл «Река Хронос», начатый одноименным романом-эпопеей в 1992-м и продолженный книгами «Заповедник для академиков» (1994), «Младенец Фрей» (2000) и др. Герои цикла, невольно ставшие путешественниками во времени, разбросаны по тупиковым альтернативным ветвям истории – по сути, все эти книги посвящены осмыслению исторических травм и драматических переломов XX века, и никакой хеппи-энд здесь в принципе не предвидится.

Ту же далеко не оптимистическую линию автор продолжил в мемуарах «Как стать фантастом. Записки семидесятника» (2003) и в «Падчерице эпохи» (2004), масштабной работе о становлении советской фантастики, о природе утопии, о «ближнем прицеле» в нашей НФ – книгах, не всегда точных в деталях, но написанных азартно и страстно. При этом, что парадоксально, никуда не делся и «добрый» Булычев, Булычев – детский сказочник: старые тексты продолжали обильно переиздаваться, одно за другим появлялись новые произведения. Публикация последней повести об Алисе Селезневой, «Алисия и Алиса», завершилась в газете «Пионерская правда» в октябре 2003 года, уже после смерти автора: 5 сентября Игоря Всеволодовича Можейко не стало.

Однако жизнь книг Кира Булычева продолжается – и это редчайший случай, когда феномен литературного успеха имеет вполне рациональное объяснение.

Оказывается, не так уж сложно добиться, чтобы твои тексты пережили тебя если не на века, то по крайней мере на десятилетия. Всего-то надо: писать чудовищно много; писать в разных жанрах и в разных регистрах; писать, опираясь на уникальный личный и читательский опыт.

Ах да, хорошо бы еще писать талантливо – но это уже не то, чему можно научиться на чужом примере. К счастью, Киру Булычеву учиться этому было не нужно.

26.06.2024

Часть 2

Фигура умолчания

В предисловии к одному из американских изданий Кира Булычева «птенец гнезда Кэмпбелла» Теодор Старджон, дважды лауреат «Хьюго» и обладатель «Небьюлы», писал: «Может быть, вам приходилось встречать на ярмарке или в парке художника, который пользуется ножницами и листом черной бумаги, чтобы за несколько минут вырезать из нее ваш профиль. После того как портрет наклеен на картонку и вы уносите его с собой, вы, разумеется, не задумываетесь о том, что в мусорной корзине рядом с художником валяется настолько же точный ваш портрет – пустота в листе черной бумаги. Булычев отлично осознает особенности такого метода и уверенно пользуется им, доказывая свою точку зрения и доводя до читателя свою мысль не тем, что он произносит, а тем, о чем он молчит и чего он не показывает».

В литературоведении это называется «фигурой умолчания» – намеренная недосказанность, прерванное высказывание. Предполагается, что контекст поможет восстановить общий смысл незавершенной фразы, подскажет недостающие слова. Биография Кира Булычева полна таких умолчаний – любой читатель волен