Медицинские сказки от врача-реабилитолога. Как болезнь меняет судьбу пациентов, а реабилитация помогает стать счастливыми - Мария Панова

Правда, ходить стала лучше после этого, бодрее. Но то ж нужда заставила. Был бы у нее сын заботливый, как у Петровны, уж, наверное, не стала бы шататься по больницам – врача на дом вызвали бы да капельницу витаминную на месте и прокапали бы. Одним словом, на детей вся надежда! Без них пропадешь…

А вы что думаете, уважаемые читатели? Права была невролог? И какая реабилитация правильнее – у счастливой Петровны или у несчастной Вальки?

Захламитель

Это случилось с ним после второго инсульта. Болезнь словно что-то переключила в его мозгу, сбила настройки. Он стал спать меньше, просыпался в четыре утра.

И непременно шел гулять. Но не в парк и не в сквер и не на встречу с соседями, которые любили собраться летним вечером в беседке, чтобы сыграть партийку в домино.

У него был свой привычный маршрут. Мусорные баки у дома. Гаражи через дорогу – там тоже часто находилось что-нибудь подходящее. Потом мусорный контейнер у супермаркета. И еще пяток ближайших помоек, откуда нес он какие-то деревяшки, тряпки, банки, провода.

Дочь, что жила с ним в одной квартире, все пыталась понять, есть ли какая-то система в его поисках. И если он собирает какую-то коллекцию хлама, то что именно коллекционирует? Ответа на этот вопрос она так и не нашла, «коллекция» получалась уж очень разрозненная. Не получалось объединить кучи предметов ни по размеру, ни по назначению, ни по эстетике. Хотя какая уж там эстетика. Просто ветошь, металлолом, бессмысленные склянки и тряпки.

А ведь все это было еще и грязным. Через месяц после того, как отец вернулся из больницы, где лечился после инсульта, дом превратился в филиал помойки. Впрочем, тогда это можно было бы назвать уже центральным мусорным офисом. Главным помойным пунктом. Королевским хламохранилищем, где были представлены любые предметы – от ржавых жестяных банок с отвратительным скользким содержимым на дне до стопок желтых от времени газет.

Дома было все труднее и труднее перемещаться. Дорожка, по которой можно было бочком продвигаться от прихожей в кухню, становилась все уже. Иногда казалось, будто это дурной сон, в котором приходится искать выход из нескончаемого лабиринта, а выхода нет, и ты просто ходишь по кругу, натыкаясь на одни и те же артефакты, а тоска с каждой минутой вязкого сна растет, и просыпаешься ты непременно мокрый от пота, хватая ртом воздух. Но это был не сон. Это была реальность, созданная больным человеком. И реальность эту было не так-то просто изменить.

Она пробовала выкидывать горы этого мусора, без разбору скидывая в мешки все подряд. До его очередного возвращения удавалось одолеть пару метров башен из пыльных книг и треснутых стекол, пергаментного вида газет и мотков каких-то мочальных ниток. Он обнаруживал пропажу не сразу, долго вглядывался в пыльную полутьму, будто сверяясь с подробной картой в своей голове. Поняв, что бастионы из хлама частично пали, он бросался на дочь с кулаками. Таскал ее за волосы. Рыдал, обвиняя в том, что ему не дают никакой жизни в этом доме. Не позволяют заниматься нехитрыми радостями – мастерить из досок, чинить поломанное.

Разумеется, ничего он не восстанавливал и не чинил. Ей казалось, будто после второго инсульта мозг отца окончательно и бесповоротно перешел в какой-то деструктивный режим. И с тех пор папаша напрочь утратил умение созидать: будь то обыкновенная яичница к завтраку или расчесанная борода.

Он не мылся, не брился, не стриг ногти, носил что-то засаленное и неприятно пахнущее, а на всякие попытки пристыдить его, договориться, урезонить смотрел на нее как на пустое место, не трудясь придумать даже формальных оправданий. Ему просто было все равно, что от него плохо пахнет. А непрерывно растущие бастионы из хлама в квартире он считал чем-то само собой разумеющимся.

Когда завелись тараканы, к ней приходили соседи. Стыдили, ругали. Сочувствовали, узнав, что в доме больной человек. Но когда толпы тараканов потеснили крысы, что стали без особого смущения бегать по подъезду (соседский чихуахуа, кажется, погиб от сердечного приступа после встречи с особо крупной и наглой особью), соседи пришли к ней возмущенной толпой. И потребовали что-то делать. Выбрасывать приносимый и бережно хранимый мусор, свозить безумного деда к психиатру, подмешивать ему лекарства в чай – что угодно, лишь бы прекратить нашествие усатых тварей всех мастей.

Она консультировалась с врачом. Без отца, разумеется. Отец бы ни за что не пошел в больницу, он вообще стал нелюдимым и подозрительным. Психиатр сообщил буднично, что без желания пациента помочь тут ничем нельзя. А недобровольная госпитализация возможна, только если больной представляет опасность своей жизни или жизни окружающих.

Собирательство башен из хлама и прогулки по помойкам – это, конечно, та еще головная боль для родственников. Но основанием для недобровольного лечения не является. «Синдром Диогена, – обронил доктор задумчиво, – лечению поддается плохо…»

Она удивилась еще, ведь Диоген жил в бочке, был аскетом, противником любого имущества. А отец наоборот, копит хлам, будто гоголевский Плюшкин, и не может с ним расстаться.

Так и жила она в этой квартире с больным отцом. Лет пять, кажется. Кто-то из соседей съехал, продав квартиру по цене ниже рыночной, не выдержав соседства крыс. Если случится конец света, думала она, запах пост-апокалипсиса будет вот таким. Пыль, крысиный помет, гнилая картошка, старая бумага.

Она не помнит, как прошли эти пять лет. А потом отца не стало. Она выносила мешок за мешком, не дождавшись сорока дней после похорон. Ей не было грустно. Она не печалилась, не вспоминала детство, когда папа был нормальным, коллекционировал марки и любил ходить на рыбалку. Она просто заполняла доверху очередной мешок и волокла его к мусорному контейнеру. Потом поняла, что ни одна помойка города не вместит «сокровищ», занимавших всю площадь ее квартиры. И вызвала службу, которая помогает вывезти залежи хлама. Мужикам на газели пришлось сделать три ходки. Они пожалели ее, сделали скидку. Сказали, что никогда такого не видели.

Потом она вызвала клининг. Две приятные женщины сделали генеральную уборку: вымыли окна и полы, отмыли плиту почти добела и даже в ванной смогли навести чистоту. Она понимала, что квартира нуждается в ремонте, и до нормальной жизни еще далеко: нужно снять старые обои, впитавшие запах старости и нечистот, и поклеить новые, положить полы, сменить мебель… Но сейчас она сидела на кухне, такой