По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич

многие, они это всерьез не восприняли. Телефона у них не было, и мне пришлось ехать на другой конец города. Узнав о нашем отъезде, Стас, конечно же, расстроился, но не понял, зачем нам это надо. По Тане же я почувствовал, что наш отъезд она даже одобряет. Бабушка же, которая меня любила, очень огорчилась, и тоже не поняла, зачем мне это нужно. На отвальную Стас прийти отказался.

Одиннадцатого января вечером мы с Валей поехали в последний раз в табачный магазин на Невском, чтобы купить в дорогу несколько блоков болгарских сигарет «БТ». Купив сигарет, мы стояли на углу Садовой и Невского и смотрели на Гостиный. С черного неба легко опускался мягкий снег, освещаемый тусклым светом уличных фонарей. По проспекту шли редкие прохожие, как один одетые в черные пальто с поднятыми воротниками. Я знал, что больше этого никогда не увижу. Что я навсегда прощаюсь со своим любимым городом. И мне стало невыносимо грустно и больно…

Так как завтра надо было быть в аэропорту очень рано, мы решили с Машенькой переночевать у Штемлеров. Корневы должны будут приехать прямо в аэропорт. Это утро запечатлелось в моей памяти навсегда. Где-то часов в шесть утра Ленуся на кухне кормила Машеньку кашей. Она же, еще как следует не проснувшись, отворачивала головку и, размахивая ручкой, говорила: «Не, не, не». В аэропорту собрались абсолютно все наши близкие. Юра еще был в рейсе, поэтому Ира пришла одна. Папа, с мертвым от горя лицом, стоял как бы немного в сторонке. Вместо того чтобы эти последние минуту не отходить от него, я суетился, прощаясь со всеми, не спускал глаз с Машеньки, которая стояла около Ленуси, обнимая ее за ногу. Потом время прощания закончилось, и нам надо было идти к таможенникам. Два чемодана и упакованную складную детскую коляску мы сдали еще несколько дней назад, поэтому у нас была только большая сумка с вещами Машеньки и ее ночным горшочком. Еще в сумке лежали детские лекарства. На всякий случай. Таможенник лекарства вытащил, отдал мне и велел вернуть провожающим. Что я и сделал. Ленуся, взяв лекарства, помахала рукой Машеньке, подзывая ее к себе. Машенька подбежала, и Ленуся, положив все лекарства в карманы ее шубки, чмокнула в щечку и подтолкнула ее обратно к нам. Пройдя таможенников, мы пошли к пограничникам. Рейс был заполнен эмигрантами, поэтому к пограничникам выстроилась большая очередь. Провожающие тем временем вышли из зала и поднялись на крышу аэропорта, где была смотровая площадка, огороженная балюстрадой. Первым пограничника проходил я. Я протянул ему паспорт и прошел дальше. За мной шла Валя с Машенькой на руках.

– Паспорт, – потребовал пограничник у Вали.

– Я же вам только что дал, – сказал я.

– Вы дали только свой, – заявил пограничник.

– Нет, я дал два, – продолжал настаивать я.

– Возвращайтесь и не мешайте другим, – сказал пограничник, отодвигая Валю с Машей в сторону.

Я похолодел от ужаса. Лихорадочно проверяя карманы, я нашел Валин паспорт в одном из боковых карманов своей куртки.

– Извините, – сказал я пограничнику, протягивая документ.

Пройдя пограничников, мы вслед за всеми вышли на летную площадку. Уже стало светать, и на посеревшем небе резкий ветер начал разгонять черные облака. Вдали на поле вырисовывался самолет, к которому мы и направились. Тем временем провожающие уже выстроились на крыше здания вдоль ограждения. Не доходя до самолета все приостановилась и оглянулись назад. Провожающие на смотровой площадке стали махать нам руками. Увидев их, отлетающие замахали в ответ. Затем мы поднялись в самолет. Когда все пассажиры вошли, стюардессы закрыли дверь. Провожаюшие не расходились, продолжая смотреть на самолет. Когда он взлетел в воздух, они все смотрели, провожая его взглядом. И только когда самолет скрылся за низкими облаками, все разошлись по своим сразу опустевшим квартирам. А мы тем временем набирали высоту, оставляя далеко позади себя землю, на которой прошла наша жизнь и на которой навсегда остались близкие нам люди. А когда самолет поднялся достаточно высоко, он лег на свой курс, который был проложен бортовым штурманом и который должен был перенести нас в новую жизнь. При мысли об этом нам, сидящим в самолете, делалось и горько, и радостно, и страшно.

* * *

В Будапеште мы должны были пересесть на австрийский самолет до Вены. Сев в него, мы сразу поняли, что у нас началась новая, не имеющая ничего общего с прошлым жизнь. И улыбающиеся красивые стюардессы, встречающие нас около самолета, и убранство внутри самого самолета, и шоколадка в красивой обертке, на которой был изображен какой-то король, лежащая на каждом сиденье, – все это разительно отличалось от того, что было в нашей прежней жизни.

В Вене нас сразу привезли в еврейскую организацию «Сохнут», которая и организовывала выезд евреев в Израиль. Но в случае смешанного брака, как у нас с Валей, от эмиграции в Израиль можно было отказаться. Тогда нас передали организации ХИАС, которая должна была отправить нас в другую страну на наш выбор. В «Сохнуте» сотрудники выходили в коридор, чтобы посмотреть на бегающую по нему Машеньку. Она была само очарование в своей шубке. Какая-то женщина вынесла ей маленького пластмассового медвежонка, который еще долго оставался ее любимой игрушкой. В Вене мы переночевали в маленькой гостинице, а наутро нас всех отвезли в ХИАС. Заполняя документы, я написал, кем работал в СССР, и попросил направить меня в Америку, в портовый город. Вместе с документами нам выдали голубые круглые нашлепки на одежду с надписью «ХИАС». Затем нас отвезли на Венский железнодорожный вокзал, откуда мы должны были отправиться в Рим. Таким путем эмигранты из Ленинграда перебирались уже несколько лет. Он был хорошо налажен и всегда проходил без каких-либо проблем. Но не в этот раз. Перед посадкой на поезд нас собрали вместе и предупредили, что, не доезжая Рима, нас всех высадят из поезда, а потом уже на автобусах отвезут в город. Причиной такой осмотрительности был террористический акт, совершенный буквально неделю назад в предместье Рима Остии. В этом маленьком приморском городке проживала основная часть эмигрантов из Союза, ожидающая отправки в Америку или Канаду. На площади, около городской почты, где эмигранты собирались для обмена новостями, была взорвана бомба. По счастливой случайности никто не пострадал, но меры предосторожности были приняты, и места большого скопления эмигрантов постоянно находились под наблюдением полиции. В том числе и наш поезд из Вены в Рим. Когда мы погрузились в вагоны, в тамбур каждого из них вошли австрийские полицейские с автоматами наперевес