По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич

– У меня квартира была на четвертом этаже с балконом. А перед домом росли деревья, – сказала она с горечью в голосе. – Приехали в Америчку. Они прежде, чем зазывать, предупреждали бы, куда нас заселять будут.

– Мама, я что-то не помню, чтобы тебя кто-то в Америку зазывал. Это, кажется, тебе было невтерпеж все бросить и посмотреть мир. Ну и как? Посмотрела?

– До женитьбы ты таким хамлом не был, – сказала она и вызывающе посмотрела на Валю.

Я уже собрался ответить, но Валя, положив мне руку на плечо, покачала головой, и я сдержался. На следующее утро после завтрака мы нарядились в купленную в Италии одежду. На Вале был белый с цветными аппликациями свитер, я надел серебристый бархатный пиджак с синей рубашкой и с галстуком. Мама тоже долго выбирала, что бы ей надеть понарядней. Наконец, усадив также принаряженную Машеньку в складную коляску, мы вышли на улицу и медленно зашагали в противоположную сторону от аэропорта. Наш комплекс оказался единственным трехэтажным кирпичным сооружением на нашем пути. Все остальные дома были одно- и двухэтажные, облицованные дешевыми и облезлыми виниловыми панелями, точно такими же, как и те, мимо которых мы проезжали из аэропорта, только в куда худшем состоянии. На крыльце каждого дома сидели черные женщины, большинство из которых были в бигудях, и черные мужчины с обязательной бутылкой пива в руке. Перед домами оравы черных детишек, визжа, плескались в сильных струях воды, бьющих из открытых пожарных гидрантов. Когда мы, нарядные, торжественно проходили мимо, сидящие на своих крыльцах черные обитатели провожали нас недоуменными взглядами. Даже дети прекращали свои игры и, раскрыв рты, смотрели нам вслед. Прошли мы так недолго. Солнце пекло неимоверно, и мы совершенно взмокли. В добавок к этому казалось, что конца наблюдавших за нами с открытыми ртами черных зрителей не будет.

– Все! Пошли обратно, – сказал я минут через двадцать.

Мы молча развернулись и пошли домой. Дома мама наполнила ванну холодной водой и долго приходила в себя. Вечером к нам пришли и подключили телефон. Это поразило даже маму. В нашей бывшей стране люди могли всю свою жизнь прожить без телефона.

* * *

На следующий день, как и договаривались, ровно в десять часов утра за нами заехал Росс на своем стареньком «Саабе», и мы поехали в Еврейский центр. Машина довольно долго кружила по городу, улицы которого ничем не напоминали ту, на которой мы вчера устроили демонстрацию итальянской моды. Сначала мы проезжали по жилым районам города. Дома здесь были тоже одноэтажные и двухэтажные, но уже совсем другой архитектуры, аккуратненькие, очень ухоженные, утопающие в зелени. Перед каждым домом стояла одна, чаще две машины. На многих зданиях висели американские флаги. Всюду царила чистота, чувствовался достаток, покой и безопасность. Еврейский центр находился в двухэтажном доме из красного кирпича. Около входа висели американский и израильский флаги. В большом кабинете нас ожидали несколько человек, в том числе и Ханна. Как всегда, все сначала потянулись к Машеньке, которая получила очередную игрушку – большую куклу. Затем Ханна нас представила. Сначала они сразу сообщили мне, что с моей работой в американском торговом флоте, скорее всего, ничего не выйдет. Во-первых, я должен быть членом профсоюза, а попадание в профсоюз займет годы; во-вторых, на радиста надо сдать довольно сложный экзамен. Они протянули мне увесистый фолиант и сказали, чтобы я взял домой и ознакомился. Но в любом случае мне необходимо как можно быстрее устраиваться на работу. В моем файле написано, что я в России перед отъездом выучился на скорняка и даже успел поработать. Они связались с владельцем мехового магазина в Скенектади и договорились, что я завтра смогу зайти к нему. Скенектади был где-то в получасе езды от Олбани. Еще они дали мне на неделю сто долларов. Но предупредили, что, как только я устроюсь на работу, выплаты прекратятся. С мамой было все по-другому. Я должен буду пойти с ней в государственный офис, где ее оформят на специальную программу для пожилых иммигрантов, не имеющих американскую пенсию. Называется она SSI (Supplemental Security Income). Мама будет получать где-то около семисот долларов в месяц. Плюс к этому она будет получать специальные купоны на еду еще где-то на сто долларов в месяц. Также они ей найдут квартиру по «Восьмой программе», которая будет стоить намного дешевле. Но это все должно занять время. Особенно квартира. А пока мы должны будем жить вместе. То, что ожидало маму, было просто невероятно, но по ее лицу я видел, что она все равно была недовольна. Когда мы распрощались и сели в машину, она сразу же обрушилась на принимавших нас американских евреев.

– Как тебе это нравится?! Семьсот долларов в месяц. На все про все!

– Мама, семьсот долларов – это большие деньги. Ты держала такие деньги в руках? Я нет.

– А если мне нужна будет какая-нибудь шмотка? У меня помада уже кончилась! А какую я себе квартиру на эти гроши смогу снять? Чего это ты лыбишься?! От матери рады избавиться. В целом свете меня одну оставить!

– Евгения Самойловна, вас никто не выгоняет, – заступилась за меня Валя. – Не хотите жить отдельно – живите с нами.

Мама с недоумением посмотрела на Валю и отвернулась к окну машины. Я тоже посмотрел на жену, только в моем взгляде было недовольство. Здесь хочу заметить, что Валя обращалась к моим родителям, а я к ее – только по имени-отчеству. Мы с ней считали, что у человека есть только одна мама и один папа. Подъехав к нашему дому, Валя с Машенькой и мамой вышли из машины, а меня Росс повез в Скенектади, в меховой магазин. Мы поехали по той же дороге, только в обратную сторону, к аэропорту. Затем, съехав с шоссе, мы, покружившись немного, остановились около двухэтажного кирпичного дома со стеклянной витриной, в которой на манекенах были выставлены шубы. Над ней была большая надпись «Kozinski Furs» («Меха Козинского»). Когда мы открыли дверь, сразу зазвенел колокольчик. В небольшом, ярко освещенном помещении стояло несколько манекенов с каракулевыми и норковыми шубами. Там же, друг напротив друга, стояли два больших зеркала. За широким прилавком на стене тоже висели шубы. Буквально через минуту после звонка колокольчика распахнулась дверь сбоку от прилавка, и в помещение вошел высокий худощавый мужчина со светлыми волосами и приветливыми голубыми глазами.

– Здравствуйте. Вы Росс? А я Тед Козинский, – сказал мужчина, пожимая руку Россу. Затем протянул руку мне. – Вы Дэниел, да? – спросил Тед. Пожатие