По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич

тут было безоблачным и светило яркое солнце. Это сразу прибавило нам настроения. Спускаясь по трапу, мы увидели встречающих: пожилую женщину и молодого человека. В руках у них были цветы, и они улыбались нам с такой радостью, словно встречали очень близких людей после долгой разлуки. Мы обнялись. Женщина особенно долго обнимала маму. Была она примерно ее возраста, может быть, немного моложе. Они расцеловали Машеньку и дали ей очередную игрушку: плюшевого мишку, с которым Маша спала чуть ли не до своего замужества. Мы все с трудом разместились в стареньком коричневом «Саабе», за руль которого сел худенький парень в очках и с типичной еврейской внешностью. Он представился Россом. Женщина представилась Ханной.

Мы проехали уже около часа, а по обеим сторонам дороги все еще продолжали мелькать одно- и двухэтажные дома, в основном облицованные виниловыми панелями, хотя изредка встречались и кирпичные.

– А когда будет город? – по-английски спросил я.

– Это и есть город, – ответил Росс.

Мы с Валей недоуменно переглянулись; наше радужное настроение сразу исчезло, и лица у нас помрачнели. К маме же вернулось выражение ужаса. Наконец Сааб замедлил движение и повернул на боковую улицу. Перед нами раскинулся трехэтажный жилой комплекс из красного кирпича. Перед домами были высажены деревья. Мы остановились около одной из парадных. Росс помог нам выйти и взял чемоданы. Я, несмотря на его сопротивление, забрал у него один. Последней вышла Ханна.

– Все квартиры в комплексе заняты, поэтому мы вам сняли двуспальную в бейсменте, – сказала Ханна. – Но это временно, пока не освободится какая-нибудь другая.

– Что она сказала? – встревоженно спросила Валя, увидев мое помрачневшее лицо.

– Нас поселили в подвале, – перевел я.

– В подвале?! – вскричала мама. – Я никогда в своей жизни не жила в подвале!

У мамы из глаз потекли слезы.

Я перевел Ханне, что сказала мама.

– Я вас понимаю, моя милая. Но это буквально на пару месяцев, не больше, – сказала женщина.

Я опять перевел это маме.

– Я могу уехать обратно в Рим? – спросила мама и добавила: – Я по-французски говорю.

– Конечно, нет. Но можно попробовать вернуться в Союз. Надо будет обратиться в посольство. Скорее всего из-за пропаганды они на это пойдут.

– Чтобы все там надо мной в Ленинграде насмехались?! Нашел дуру.

* * *

Уже в который раз забегая вперед, расскажу коротенькую историю. В Джерси-Сити на улице Ван-Вагена, где жило много эмигрантов из СССР, поселилась семья с двумя детьми, не помню, из какого города. Они устроились на какую-то работу, дети пошли в школу. Но им в Америке категорически не нравилось. И с языком у них не налаживалось. Короче, прожив здесь немногим больше года, они решили вернуться обратно. Консульство СССР с большим удовольствием пошло им навстречу. Правда, была маленькая загвоздка: дети, уже подростки, уезжать категорически отказывались. Дело дошло до суда, но сделать они ничего не смогли, и им пришлось уехать вместе с родителями. Прожив в «совке» год, они быстро вспомнили, что к чему, и опять решили вернуться в Америку. То, что американцы их приняли, никого не удивило. Удивило другое: как их опять выпустил советский ОВИР.

* * *

Мы спустились на две ступеньки вниз. На площадке было две двери. Росс открыл правую.

– А здесь живет профессор университета, – показала на левую дверь Ханна, и я перевел маме.

– Да хоть сам президент Америки, – буркнула мама.

Дверь с лестничной площадки вела сразу в комнату. Коридора не было. Комната была большая, с бежевым карпетом от стенки до стенки. Из мебели был диван и два кресла по бокам. Перед диваном – стеклянный журнальный столик. На специальном столике у противоположной стены стоял большой телевизор. Единственным, что напоминало о подвале, было узкое окно, которое чуть возвышалось над землей. Все, что дальше говорила Ханна, я переводил Вале с мамой.

– Пойдемте, я покажу вам квартиру, – улыбаясь, сказала Ханна и прошла через арку в маленький коридорчик с двумя дверями. Ханна открыла левую.

– Это главная спальня, – сказала она и отступила в сторону.

В широкой спальне стояла огромная кровать, по обеим сторонам которой были две тумбочки с большими лампами. Между кроватью и окном стояла маленькая детская кроватка.

– Какая большая, – улыбаясь, сказала Валя и поблагодарила Ханну по-английски.

– А это вторая спальня, – сказала Ханна, открывая вторую дверь. – Для вас, мадам, – улыбаясь, сказала она, обращаясь к маме.

Мама лишь заглянула внутрь и, ничего не сказав, сразу отвернулась. Ханна поняла, что мама всем недовольна, и перестала ей улыбаться.

– Это ванная комната, – сказала Ханна, открывая третью дверь в коридоре.

Ванная была довольно большая, совмещенная с туалетом. На стенке на крючках висели полотенца, на раковине стояли два стакана с четырьмя зубными щетками и три куска мыла в трех мыльницах. Затем Ханна через арку в коридоре провела нас на кухню. Показала, как без спичек включается газовая плита, открыла огромный холодильник, наполненный продуктами, открыла подвесные полки с посудой, включая керамический сервиз. На столе стояла ваза, наполненная фруктами. С самого начала, когда мы спустились в подвал, я искоса наблюдал за Валей. Как всегда, при одном только взгляде на ее лицо можно было моментально определить ее настроение. Когда мы спускались в подвал, Валя сразу растерялась и беспомощно посмотрела на меня. Но как только мы вошли в квартиру, и она увидела большую хорошо обставленную гостиную с огромным телевизором, которого у нее никогда в жизни не было, подвал был сразу забыт, и на ее лице появилась первая улыбка. По мере того, как мы передвигались по квартире, переходя из комнаты в ванную, улыбка с ее лица уже не сходила. Кухня же Валю как истинную женщину привела в наибольший восторг: она смотрела на все эти сервизы, кастрюли, сковородки, и глаза у нее сияли от удовольствия.

Уходя, Ханна сказала, что завтра воскресенье, а в понедельник, в десять утра, за нами заедет Росс и отвезет нас в еврейскую организацию, где мы обсудим наше дальнейшее устройство. Переводчика они заказывать не будут, так как видят, что я прекрасно говорю по-английски.

– Сегодня и завтра ожидается очень жаркий день. Аж под сто градусов по Фаренгейту. Это где-то под сорок градусов Цельсия. Во всех квартирах есть наружные кондиционеры, кроме квартир в бейсменте. Поэтому у вас висят большие вентиляторы. Но повторяю: вы пробудете здесь не больше месяца. А пока отдыхайте. Пройдитесь, посмотрите город, – сказала Ханна, которая, видимо, была у них за главную.

Когда они уехали, мама подошла к окну и стала смотреть наружу. За окном был огромный пустырь, за которым вдалеке