По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич

На следующий день я сказал Теду, что после работы пойду искать квартиру в городе. Он одобрил мое решение и сказал, что посмотрит объявления в газете. Через несколько минут он показал газету с подчеркнутыми объявлениями.

– Вот эта. – Тед указал на объявление. – Минут пять пешком от нашего магазина. Я позвонил хозяину и договорился, что ты завтра зайдешь. Приезжай на работу попозже вместе с женой. Наконец-то я с ней познакомлюсь. Пойдете, посмотрите квартиру. Она сможет одна вернуться домой?

– Конечно.

Увидев на следующий день Валю, Тед от восторга всплеснул руками и обнял ее. Крис расцеловалась с Валей, взяла Машеньку на руки, прижала к себе и долго не отпускала. По нашим с ней разговорам я знал, что она всегда мечтала иметь ребенка.

– Выйдете из магазина и пойдете налево. Вторая улица направо. Пойдете по левой стороне. Почти сразу будет пиццерия «Pizza Hut». За ней небольшой пустырь, а за ним – ваш дом. Квартира на первом этаже, хозяин живет на втором, но дома его почти никогда не бывает. Так что он вчера занес ключ. – Тед протянул мне длинный ключ на цепочке.

Я поблагодарил его, и мы вышли из магазина. Проходя по улицам, я поймал себя на мысли, что, не встретив ни одного черного лица, почувствовал облегчение. И наоборот, во время нашей первой прогулки по Олбани, когда мы шли по улице, населенной только черными, я почувствовал себя не только неловко, но и неуютно. И не являются ли эти такие разные ощущения признаком самого настоящего расизма. И я, испытавший на себе антисемитизм, должен знать, что и тот ничем не отличается от расизма. И мне должно было быть за себя стыдно. Но я этого стыда не испытывал.

Тед был прав. Буквально через пять минут мы остановились около маленького двухэтажного дома, который, как и большинство домов, был облицован видавшими виды светло-голубыми виниловыми панелями. К маленькому крыльцу вели две ступеньки. Мы поднялись, и я открыл дверь. Прихожей, как и в нашей квартире, не было, и мы сразу попали в небольшую комнату. С правой стороны от двери под окном стоял довольно потертый диван, рядом – такое же потертое кресло. У противоположной стены на тумбочке стоял малюсенький телевизор. С левой стороны была дверь, ведущая в маленький коридор. По его правой стороне была дверь в крошечную спальню, в которой, занимая почти всю площадь, стояла кровать. С правой стороны кровати стояла тумбочка, а с левой – небольшой шкаф. По правой стене оставалось немного свободного места, где можно было поставить детскую кроватку, которую еврейская община обещала нам подарить. Коридор упирался в кухню, которая была огромной, намного больше гостиной и спальни вместе взятых. В кухне стоял большой стол и было множество шкафов. Но они были совершенно пустыми. Всю посуду надо будет покупать.

– Я думаю, посудой центр нас обеспечит, – сказал я.

– А вдруг нет? – спросила Валя.

– Ты теряешь веру в еврейскую солидарность?

– Ты что?! – рассмеялась Валя. – А где здесь туалет и ванная?

– Я думаю, та дверь, – показал я на дверь напротив.

Я был прав. Оказалась, что ванная была пристроена к кухне. Она тоже была огромной и обитой кафелем под мрамор.

– Какая шикарная! – сказала восторженная Валя.

– Ты же понимаешь, что это имитация, а не мрамор.

– Какая разница. Я буду думать, что мрамор.

Когда наступила зима, а с ней и холода, вода в ванной частенько замерзала. Но до этого было еще далеко. Зато в первом письме, описывая новую квартиру, Валя похвасталась, что у нас ванная под мрамор. Мама вскоре тоже переехала в новую квартиру. Это была небольшая студия с кухней и отдельной ванной. Квартира была на третьем этаже. Русского общения у мамы не было никакого. На английском она знала всего две фразы: «Please» и «Thank you very much». И довольно бойко ими обходилась. Но в Еврейском центре ей посоветовали пойти на курсы английского языка для вновь прибывших иммигрантов. Мама с радостью согласилась, правда, уже на курсах она сразу повела себя несколько высокомерно. Там моментально стало известно, что она не из каких-нибудь Черновцов, а из Ленинграда. Что в детстве у нее была гувернантка, и она свободно говорит по-французски. А в Ленинграде у нее остался муж – главный режиссер драматического театра и заслуженный деятель искусств, между прочим. На этих же курсах она познакомилась с одной женщиной, с которой вскоре подружилась. Звали ее Ира. Фамилии я не помню. Была она высокой блондинкой и русской. Но у нее была дочка от мужа еврея, который был отставным генералом. Генерала в эмиграцию, естественно, не пустили. Дочка была очень некрасивой, и Ира решилась на эмиграцию в надежде, что в Америке обязательно найдет ей мужа. Пока это не осуществлялось. Ира жила в современном многоэтажном доме, где обосновалось много иммигрантов. Квартир свободных в доме не было, но Ира, пользуясь своим статусом генеральши, сумела пропихнуть мою маму вне очереди. За деньги, разумеется. Которые мама одолжила у этой же Иры.

Письма из дома нам с Валей приходили в основном от Ленуси. Иногда писал письма и отец. Писал он и маме. Однажды и Валя получила письмо от своей бывшей сослуживицы. Та написала, что тоже собирается в эмиграцию. Ленуся сказала ей, что и наш отец в последнее время стал подумывать об отъезде. Если он решится, она без проблем возьмет его с собой. О том, что отец будет жить с матерью, не могло быть и речи. Только с нами. Хотя с мамой мы уже помирились. На этом, конечно же, настояла Валя. Все последнее время я ни о чем другом, кроме как о приезде отца, думать не мог. И разговоры мы с Валей вели в основном об этом же. Матери о возможном приезде отца я решил пока не говорить.

За время наших ежедневных бесед с Крис мы с ней быстро подружились, и она стала приглашать нас с Валей и Машенькой погулять в красивый парк. Наступала осень, и деревья приобретали необыкновенную красно-золотистую окраску. В один из последних дней октября, когда погода с утра обещала быть солнечной и безветренной, Тед отпустил нас с Крис поехать на природу. Она заехала за нами. Когда мы уже рассаживались в машине, на велосипеде подъехал почтальон. Он протянул Вале письмо, и мы тронулись в путь. Письмо было от Валиной сослуживицы. Она распечатала конверт и стала читать. Вдруг она остановилась и