100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

замечать малейшие нарушения дисциплины, он сразу обратил внимание, что один из учеников облокотился на спинку скамьи, в то время как следовало сидеть прямо и держать спину ровно. Увидев это, «Его Императорское Величество изволил изъявить свое неудовольствие» и приказал «отставить от должности» старшего учителя истории Николая Турчанинова, проводившего злополучный урок.

В тот же день пострадавший педагог подал «слезное прошение» управляющему Министерством народного просвещения Сергею Уварову. Он объяснял, что, «происходя из духовного звания» (он вырос в семье известного музыкального деятеля, чье имя увековечено на здании Капеллы, протоиерея Петра Турчанинова), был учителем в Петербургской духовной семинарии, а затем «принял на себя обязанность преподавать исторические уроки воспитанникам гимназии». Чтобы поступить в нее, он прошел конкурс и отобран профессорами историко-филологического факультета из числа шести претендентов, читавших пробные лекции. Учителем его утвердило правление Петербургского университета. К моменту царского визита он находился на своей должности всего два месяца.

«Занятый предметом исторического рассказа и еще почти совсем незнакомый с моими новыми учениками, а равно и порядком заведения, я не заметил неприличного положения воспитанников во время урока», – объяснял Турчанинов. Это привело к тому, что он «имел первое в жизни своей столь поразительное и трогательное несчастие подвергнуться немилости Его Императорского Величества при Высочайшем посещении гимназии».

Сознавая «с трепетом» свою вину, учитель подчеркивал, что случившееся с ним злоключение поразило также его отца, служившего в церкви при Мариинской больнице для бедных, и жену, «находящуюся в последнем времени беременности». Он умолял просить императора даровать ему прощение.

Уваров, который сам всего три недели назад приступил к управлению Министерством народного просвещения, замолвил за учителя слово, и император распорядился не увольнять педагога, а перевести в другую гимназию. В итоге Турчанинову дали должность учителя истории в Третьей Петербургской гимназии, а на его место в Первую переместили тамошнего учителя Василия Кузмина…

В Ларинскую гимназию, что на 6-й линии Васильевского острова, 15, император нагрянул внезапно и случилось это в марте 1851 года. «Не доставало нескольких минут до двух часов, когда прибежавший служитель известил меня, что Государь Император остановился у подъезда гимназии», – отмечал в своем докладе директор гимназии Адам Фишер, занимавший этот пост четверть века.

Он немедленно поспешил навстречу. «Здравствуйте, директор, здоровы ли вы? – отвечал самодержец на приветствие Фишера и, поднимаясь вместе с ним наверх, продолжил расспросы: – Все ли у вас благополучно? Где дети? В классах?»

Затем Николай Павлович зашел в ближайшую аудиторию, там вел занятия по всеобщей истории будущий известный общественный деятель, выпускник той же гимназии Михаил Стасюлевич. Увидев государя, воспитанники приветствовали его «громким и единогласным, но не выходящим из пределов приличия криком: «Здравия желаем Вашему Императорскому Величеству!»

Посетив уроки истории, математики и географии, царь остался весьма доволен, а заглянув в кабинет, где шло занятие по французскому, обратил внимание на количество учеников – почти 30 человек. «Не слишком ли много в одном классе? Могут ли они сделать надлежащий успех? По моему мнению, самое лучшее иметь в каждом классе только от 20 до 30 человек», – заметил император.

На уроке чистописания во 2-м классе он самолично проверил тетради у некоторых учеников. В заключение своего визита он посетил выпускной 7-й класс гимназии, где в этот самый момент обсуждали деятельность «учреждений на пользу народного просвещения» в его собственное царствование. Нимало не смутившись этим обстоятельством, самодержец велел продолжать урок… «Тысяча благодарений, я очень доволен», – заявил царь директору гимназии, покидая учебное заведение.

Строптивый учитель

В сентябре 1821 года к петербургскому генерал-губернатору Михаилу Милорадовичу обратилась жена учителя Пантелеймоновского народного училища Тимофея Григорьева. Она жаловалась на то, что постоянными побоями и издевательствами муж довел ее буквально до отчаяния. Расследование показало, что преподаватель действительно отличался «крайне строптивым, злобным и мстительным характером». Однако это не помешало ему в течение многих лет демонстрировать прекрасные результаты на педагогической ниве.

По поручению Милорадовича столичный обер-полицмейстер Иван Гладков вызвал к себе Григорьева, однако тот категорически отказался обсуждать свои взаимоотношения с супругой, заявив, что его непосредственному начальству и так известно о «несогласной их жизни». Педагог также не дал полиции требуемого от него обязательства оградить жену от «притеснений».

Генерал-губернатору ничего не оставалось, как сообщить о строптивом преподавателе министру духовных дел и народного просвещения Александру Голицыну. Тот предписал руководству столичного учебного округа провести служебное расследование. Итогом стал вывод: восстановить согласие между супругами невозможно, поскольку жена учителя подвергается «ежечасно опасности» по причине его ярко выраженной склонности «к буянству и дракам». Поведение Григорьева начальство сочло «недостойным учительского звания» и распорядилось немедленно уволить его, а также закрыть содержавшийся им небольшой частный пансион.

Педагог с этим вердиктом не согласился. Он явился в Департамент народного просвещения и подал «покорнейшее прошение» на имя министра Голицына, протестуя против несправедливого, по его мнению, увольнения. «По службе моей я не чувствовал за собою ни малейшего преступления, – уверял Григорьев, – и льстил себя надеждою, успевая в старании приносить пользу Отечеству, доставить также удовольствие и бдящему Правительству».

По словам наставника, в своей деятельности он неизменно пользовался одобрением «знаменитых людей» на самом высоком уровне. Учитель подчеркивал, что, даже будучи выселен из казенной квартиры в «бедную лачужку», старается «и тут доставить сколько-нибудь пользы Отечеству», и умолял Голицына оказать ему «начальническую милостивую помощь».

В подтверждение своих слов Григорьев приложил свидетельство бывшего министра финансов, члена Государственного совета Федора Голубцова, чьих крепостных юношей он обучал предметам, «нужным к должности хорошего секретаря и бухгалтера». Высокий сановник исключительно одобрительно отзывался о педагогических способностях учителя, который, помимо образовательной части, успел привить своим подопечным еще и «хорошую нравственность».

Другое свидетельство было подписано бывшим директором училищ Санкт-Петербургской губернии бароном Дольстом. Он подтверждал, что в 1809 году ученики Григорьева в Пантелеймоновском училище показали отличные знания на публичном экзамене в присутствии министра народного просвещения Петра Завадовского и попечителя учебного округа Николая Новосильцева, которые изъявили педагогу «одобрение и благодарность».

Третий документ свидетельствовал о «талантах, познаниях и прилежнейшем старании в учении», выданный Григорьеву командиром кавалергардского полка генерал-майором Депрерадовичем, чьего сына он в течение двух лет частным образом обучал чтению, географии, чистописанию, архитектуре, рисованию и Закону Божьему. Подчеркивалось, что учитель «всегда вел себя не только порядочно, трезво, но благородно и отлично хорошо».

Тем не менее министр Голицын, ознакомившись с делом, отказался пересматривать решение властей учебного округа. Тогда Григорьев подал ему новое прошение: «Простите чувствам угнетаемого сердца, что оно твердо и смело приближается к священным стопам Вашего великодушия узреть правосудие! Оно говорит мне: ищи