100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

На этот раз педагог объяснил гонения на него личной неприязнью со стороны директора училищ Санкт-Петербургской губернии Ивана Тимковского. Именно он будто бы «за правду, представляемую ему», оклеветал Григорьева в глазах высшего учебного начальства и выставил его «не заслуживающим никакого вероятия человеком, не могущим жить в обществе». К прошению Григорьев приложил письмо от родителей воспитанников его пансиона с похвальными словами. Показательно, что о конфликте с женой, послужившем истинной причиной дела, во всех самооправданиях преподавателя не было сказано ни слова.

По приказу министра Тимковский представил свой отзыв на прошение Григорьева. Из него следовало, что в течение всей 15-летней службы в Пантелеймоновском училище педагог постоянно конфликтовал с коллегами, сочинял на них «ябеднические доносы» и, несмотря на все увещевания, никак не менял своего поведения.

В итоге Тимофею Григорьеву, почти ежедневно наведывавшемуся в Департамент народного просвещения, объявили, что у руководства учебного округа имелись достаточные основания для его увольнения и закрытия пансиона, и ему не следует «в противность установленного порядка просьбами своими утруждать высшее начальство». Дальнейшая судьба деятеля педагогического поприща неизвестна.

Стрельба в центре города

Летом 1833 года на стол министра внутренних дел Дмитрия Блудова легло сразу два прошения об открытии в Петербурге «залов для стрельбы из пистолета в цель». Предложения вызвали настороженную реакцию в ведомстве, которое обратилось к законодательству прежних веков. Выяснилось, что стрельба в городах была совершенно запрещена, за нарушение полагалось строгое наказание вплоть до каторги.

Первое прошение исходило от отставного штабс-капитана Нижегородского драгунского полка Папкова. Он указывал, что пистолет – «главное оружие в руках кавалериста», а неумелое обращение с ним становится частой причиной того, что многие из «истинных сынов Отечества, храбрых, достойных офицеров, исполненных духом геройства и неустрашимости», гибнут в стычках с неприятелем.

Как полагал штабс-капитан, учреждение в Петербурге «залы» для прицельной стрельбы даст возможность профессиональным военным совершенствовать искусство обращения с ручным огнестрельным оружием, ибо «благородное соперничество возбудит желание каждого упражняться в оном». Естественно, преследовал он и личную выгоду. За каждый выстрел Папков намеревался брать с посетителей по 25 копеек, а во избежание шума и «всякого, Боже сохрани, несчастия» предлагал заряжать пистолеты уменьшенным в шесть раз пороховым зарядом.

Второе прошение поступило от французского подданного «оружейного профессора» Лежье. Он уже даже подобрал место размещения тира, в «3-й Адмиралтейской части 1-го квартала, в доме Алексеева». В заведение предполагалось допускать «как военных, так и гражданских чиновников», а за каждый выстрел установить плату 30 коп. Желающие могли приобрести выгодный «абонемент» на 25 выстрелов стоимостью 5 руб. 50 коп. (офицерам, подписавшимся на «курс стреляния», предоставлялась дополнительная скидка в размере 1,5 руб.).

Министр распорядился навести справки об «истории вопроса». Выяснилось, что с 1818 по 1824 год в Петербурге уже существовало «заведение для пистолетной стрельбы», которое содержал французский подданный, известный в свое время учитель фехтования Габриель Прево. Его тир, открытый по «словесному дозволению» генерал-губернатора Михаила Милорадовича, располагался сначала на 4-й версте по Петергофской дороге, а затем в самой столице – на Мещанской улице и позже у Вознесенского моста. Занятия проходили ежедневно, один выстрел стоил 25 копеек. При этом никаких официальных правил для «пистолетного заведения» выработано и установлено не было.

Пришлось обратиться к законам «прежних времен», касающимся стрельбы в городах. Таковых оказалось три.

Указ Петра I, датированный 30 августа 1699 года, однозначно предписывал: «Буде впредь кто в Китае, и в Белом, и в Земляном городах учнет из какого-нибудь ружья пулями и пыжами стрелять или ракеты пущать, и тех имать в Стрелецкий приказ». За первый такой «привод» полагалось наказание батогами, а за второй – кнут и ссылка с женами и детьми в Азов «на вечное житье».

В 1722 году установления в отношении любителей пострелять значительно смягчились: «Буде кто для забавы стрелять похочет, и тем людям выходить стрелять за слободами в поле, где жилья нет». Точку в этом вопросе поставила в декабре 1745 года императрица Елизавета Петровна, запретившая в Петербурге стрельбу по птицам и «просто для забавы» всем, кроме иностранных посланников и «прочих министров».

Теперь же, получив прошение об открытии тира, Дмитрий Блудов переадресовал просьбу Комитету министров, который в январе 1834 года постановил, что в столице подобные заведения могут быть допустимы лишь в отдаленных частях (в Екатерингофе, на Островах, на Охте) или вне городской черты. Николай I утвердил это положение.

«Оружейного профессора» Лежье это решение не устроило, и на аудиенции у Блудова в августе 1834 года он подал вторичную просьбу об открытии «школы цельной стрельбы» в центральной части Петербурга. «В зимнее время невозможно будет основать оную за городом, по случаю ненастной погоды и дальнего расстояния, которое может препятствовать моим подписчикам заняться сим приятным и полезным искусством», – сетовал он. Однако получил отказ.

Что касается штабс-капитана Папкова, то, не получив разрешения на открытие тира, он не особенно огорчился, поскольку уже занялся другим коммерческим проектом. Еще летом 1833 года он предложил учредить «особые экипажи» («сидейки» – большие телеги вместимостью до пяти человек, запряженные одной лошадью) по тракту от Петербурга до Москвы и обратно «для доставления небогатым людям способов переезда из одной столицы в другую за самую умеренную плату». Идея получила «высочайшее» одобрение, и Папкову выдали привилегию на ее реализацию сроком на десять лет.

Тир в центральной части Петербурга открыл в 1851 году французский актер Эдмонд-Вениамин де Лаге, известный под псевдонимом Давлуи. По всей видимости, желание идти в ногу со временем все-таки оказалось выше архаичных законодательных актов.

Деревянный «дом для стрельбы», построенный по заказу француза, разместился рядом с Александринским театром (позже на этом месте возвели здание Городского кредитного общества) и пользовался большой популярностью. Спустя несколько месяцев газета «Русский художественный листок» писала: «Господин Давлуи, имевший фехтовальную залу на Невском проспекте, известный знаток этого искусства, возымел прекрасную мысль соединить фехтование со стрельбою в цель… Его заведение существует теперь уже около трех месяцев и постоянно посещается любителями фехтования и стрельбы. Заведение господина Давлуи не только доставляет удовольствие, но и пользу…»

Театральный караул

Случилось это в мае 1859 года. Двое студентов физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета «словом и делом» оскорбили дежурившего в Александрийском театре офицера лейб-гвардии Гатчинского полка прапорщика Шембеля. На следующий день столичный генерал-губернатор Павел Игнатьев сообщил о случившемся Александру II.

Прапорщик Шембель находился в театре в качестве караульного офицера, он должен был наблюдать за порядком, производить смену