Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

Но Джеральдина отказалась. «Я знала – и Макси было прекрасно об этом известно, – что он уже переговорил со всеми толковыми коммерсантами отсюда до Калифорнии. Никто не горел желанием брать этот чемодан без ручки, где продаж на 3 млн в год, а убытков – на миллион»[368]. Но, чтобы убедить ее, Макси придумал план.

Пока продолжались поиски кандидата, Макси руководил универмагом сам, и каждую пятницу он приходил к Джеральдине с отчетом о проделанной работе. Она выслушивала наброски его новых, совершенно никчемных идей. «Это никуда не годится!» – не выдерживая, восклицала Джеральдина. Некомпетентность Макси все сильнее разочаровывала ее, однако от своего решения она не отступалась. Прошло пять месяцев, но его уловка так и не сработала, и Макси изменил тактику. Он вручил Джеральдине список кандидатур, причем все – женщины. «Когда я забраковала последнюю, – рассказывала она, – то вдруг услышала, как говорю: “Слушай, ты в самом деле так хочешь, чтобы я взялась за этот магазин?”» «Как я ждал этого момента!» – ликующе воскликнул он[369]. Но Джеральдина – так же, как и в тот раз, когда согласилась уйти из «Гламура» в «И. Миллер», – поставила ряд условий. «Чтобы привести магазин в порядок, мне потребуется пять лет, – сказала она Макси. – На этот период мне нужно полное финансирование и чтобы никто ничего мне не диктовал»[370]. Макси с радостью согласился. А Джеральдина, вспоминая тот случай, с сожалением констатировала: ее ментор, кроме прочих многочисленных талантов, был «умным психологом»[371].

В «Бенделе», куда Джеральдина пришла в ноябре 1957 года, она не встретила теплого приема со стороны новых подчиненных – многие были на несколько десятилетий старше. «Им назначили в начальники 33-летнее юное дарование, о котором почти никто из них слыхом не слыхивал, – рассказывала она. – Большинство старых сотрудников вообще со мной не разговаривали. В общем, первые пару месяцев вместо того, чтобы заниматься порученной мне радикальной перестройкой, я попросту просидела на ладонях – в самом буквальном смысле. В этом старом доме даже воздух был холодным»[372].

Посидев так некоторое время, Джеральдина в итоге решила отправиться за покупками – к конкурентам. Свернув за угол, она забрела в «Бергдорф Гудман», потом дошла до расположенного южнее «Лорд энд Тейлор» и до «Блумингдейла» в паре кварталов на север. «У меня было преимущество, которое есть только у женщин, – вспоминала она. – Я ношу одежду. Окажись на моем месте мужчина, он бы с треском провалился». Главное для нее открытие в ходе этой экскурсии состояло в том, что «больше не осталось мелких специализированных магазинов – дружелюбных, ориентированных на личное общение и на конкретного клиента. Они все либо выросли до размеров, при которых о “личном общении” можно забыть, либо безнадежно устарели»[373]. И Джеральдина поняла, каким путем ей следует идти – она полностью перекроит «Генри Бендель», делая особый акцент на небольших размерах универмага и недвусмысленно подчеркивая его эксклюзивность.

Джеральдина решила начать прямо с главного входа. В «И. Миллер» ей довелось работать с Х. Маккимом Глэйзбруком, который занимал там должность главного оформителя. Это был аристократичный, впечатлительный человек, обладавший уникальным взглядом и богатым воображением, его творческий почерк совмещал эксцентричность, практичность и нередко чувство юмора – черты, которые Джеральдина обожала больше всего. Если она собирается создавать абсолютно новый «Бендель», начав с переосмысления главного входа и первого этажа, то Глэйз – как она его называла – именно тот, кто ей нужен. Они вдвоем вышагивали по помещению, пытаясь придумать лучшие способы побороть многочисленные конструктивные изъяны здания. Мало того, что оно стоит не на главной улице, а на боковой, так еще и окошки у него небольшие, плохо заметные снаружи. Маленькими размерами отличался и главный зал на первом этаже – к тому же узкий и вытянутый. «У всех универмагов первый этаж – как зал для боулинга, – жаловалась Джеральдина, – а у нас и на половину не потянет». Тридцатичетырехметровый потолок, наоборот, казался высоченным в сравнении с шириной, едва дотягивавшей до 8 метров. «Прямо как собор какой-то, – говорила Джеральдина, – все пропорции не те». Они внимательно оглядывали помещение, обсуждали, а порой просто прохаживались туда-сюда.

– Нам нужно что-то камерное, уютное и структурированное, – объясняла Джеральдина Глэйзу[374]. Но как этого добиться? Глэйз ушел и вернулся через месяц, готовый представить новому президенту свою концепцию. Это был макет торговой пешеходной улицы, навеянный его детскими воспоминаниями о Палм-Бич, Флорида. «Я чуть не умерла, это было так великолепно!» – рассказывала Джеральдина.

– Это оно! – произнесла она, не колеблясь ни секунды[375].

Глэйз вообразил первый этаж «Бенделя» в виде «Улицы лавок» – единственного прохода, вымощенного уложенными в «елку» серовато-белыми мраморными плитками. Эта концепция сформирует целое поколение универмагов, станет новой торговой стратегией, определит новый подход к святая святых индустрии – главному залу первого этажа. Отталкиваясь от Виа-Мизнер, пешеходной зоны в Палм-Бич, и парижской Фобур-Сент-Оноре, Глэйз поместил в верхнем конце Улицы отделанный серой штукатуркой атриум с тремя нишами, покрытыми лазуритовой мозаикой, посередине – журчащий фонтан, окруженный скамейками с бархатными подушечками в зарослях экзотических растений, которые создавали атмосферу сада. Каждый магазинчик вдоль улицы занимал собственное помещение, выполненное в своем архитектурном стиле, и продавал тщательно подобранный ассортимент уникальных товаров, многие из которых имелись только в одном экземпляре. «Лавка сумок» с серо-белым фасадом и коринфскими колоннами предлагала коллекцию дорожных сумок из крокодиловой и ящеричьей кожи, а также атласные клатчи, которые, по желанию клиентки, могли быть покрашены в цвет ее платья. В «Лавке перчаток» с интерьером в коричнево-желтых и темно-серых тонах можно было найти такие редкие товары, как, например, французские кожаные перчатки на шелковой подкладке. «Багатель» – барочное пространство в легких красновато-лиловых тонах, где продавались шарфы, накидки и платки, а в «Ювелирных украшениях» крыша представляла собой аркаду на сужающихся к концу малахитовых колоннах-подпорках, между которыми висели застекленные витрины с драгоценностями. Подвешенная к потолку золотая бахрома покачивалась, разбрасывая блики света. Среди товаров в круглой «Лавке подарков», декорированной в стиле Людовика XVI, имелись разные канцелярские принадлежности, украшенные настоящими засушенными цветами. Завершалась Улица двухъярусной «Шляпной лавкой» с палладианскими архитектурными элементами, обстановка внутри и устилавшие пол ковры – в белых и бежевых тонах. Там принимали заказы на шляпы, которые изготавливали в мастерских универмага, а также продавали готовые уборы, включая элегантные «капулетки» и шляпки-«таблетки» от французских и итальянских модисток.

Увидев макет, «я лишилась дара речи, – рассказывала Джеральдина, – настолько эта идея показалась мне чудесной и незаурядной. В Америке – да, наверное, и в остальных странах – бытовал консенсус: лучшая планировка первого этажа в универмаге – это длинные ряды застекленных прилавков, где весь товар выставлен лицом… Идея состояла в том, что если вам не удалось зацепить покупателя