Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах - Геннадий Геннадьевич Пиков

неожиданным и сильным было воздействие на мировоззрение европейцев Авиценны. В частности, спор вызвало мнение Авиценны о том, что Бог не может быть известен сотворенной им вещи. Этот акцент на разделении между Богом и человеком под влиянием Авиценны проник в академические круги Запада и вызвал массу откликов, среди которых был отклик Фомы Аквинского (1225–1274).

В отличие от Петра Достопочтенного Аквинат считал мусульман не еретиками, а скорее язычниками, а, значит, в некоторых отношениях они были менее греховны, т. к. не «осенены благодатью» и потому, например, никогда не признавали авторитет Евангелия. В то же время их суждения ошибочны по гораздо более широкому кругу проблем. Полемизируя с язычниками необходимо опираться не на Писание, а на доводы разума, и не обращать их в истинную веру насильно. Кроме того, человек не может быть принуждаем к тому, что есть высшее благо. Поэтому христианские правители, под властью которых находятся мусульмане, должны относиться терпимо к их образу служения Богу[235].

Представление его о Мухаммеде и его религии можно проследить по отрывку из «Суммы против язычников», в котором он противопоставляет мирное распространение христианства распространению ислама «огнем и мечом». Мухаммед с помощью «по-звериному диких людей, обитавших в пустыне, не знавшим вообще никакого божественного учения… силой оружия принудил других принять свой закон. Уже с их помощью он силой оружия заставил остальных принять его закон». Мухаммед соблазнил народы «обетованием плотских наслаждений, желать которых подстегивает плотское вожделение». И заповеди (praecepta) он дал сообразные этому обетованию. Свидетельств истинности своего учения он тоже не привел, «кроме таких, какие легко может отыскать средний мудрец с помощью естественного разумения». У Мухаммеда не было никаких сверхъестественных знамений, которые бы свидетельствовали о божественном происхождении его учения, и предсказания предшествующих пророков также не подтверждают его истинность. Мухаммед исказил «выдумками свидетельства Ветхого и Нового Заветов, пересказывая их, словно басни», и предусмотрительно «не велел своим приспешникам читать книги Ветхого и Нового Заветов, дабы не уличили его во лжи»[236].

Аквинат не употребляет термина «писание» относительно Корана, отказывая язычникам в каких-либо священных книгах. Отношение Фомы Аквината к культуре мусульман было дифференцированным и признание философского авторитета арабов сочеталось с убеждением в их теологической несостоятельности. В небольшом сочинении «О доводах веры. Против сарацин, греков, армян» Фома дает советы своему собрату доминиканцу, кантору церкви в Антиохии, как следует отвечать на вопросы мусульман.

Именно на примере Фомы Аквинского видно, что приблизительно с 1275 г. определилось две тенденции в научно-культурном развитии христианского мира: арабская культура уже пережила свой расцвет и клонилась к упадку, а Западная Европа встает на путь «научного исследования истины».

Естественно-научное направление в схоластике и ислам.

Роджер Бэкон об исламе.

В XIII в. была ликвидирована философская изоляция Запада и началось широкое проникновение арабской мысли в Европу. Первое, документально засвидетельствованное столкновение западных схоластов с арабской философией произошло в 1209 г., когда Парижский церковный собор запретил читать Аристотеля на арабском языке или его переводы с арабского с комментариями.

Во многом свободомыслие того времени было связано с изучением арабских философов и их интерпретацией европейской античности.

Неудивительно и появление в этих условиях и такой фигуры, как Роджер Бэкон (1214–1292). Этот «ученый, вызывающий удивление», казавшийся вначале «червонцем, застрявшим в навозе своего века» (Вольтер), но представший перед потомками «царем мысли средних веков» (Э. Ренан), подобно гностикам пытался получить истинную картину мира в результате синтеза сведений из всевозможных наук. Одним из источников науки для него является «философия древних», т. е. античная культура и мораль. Именно он, по словам М. П. Алексеева, дал «связный географический очерк Азии на основании критического сопоставления новых данных, полученных опытным путем, и всей существующей литературы». Он первым из крупнейших средневековых мыслителей, по сути, сформулировал идею неизбежной будущей конвергенции христианского и языческого миров, причем на основе диалога культур, а не их борьбы. Традиционно он дает описание трех частей света Европы, Азии и Африки и ссылается на античных авторов (Аристотеля, Плиния и др.), но основной фактический материал берет у своих современников – францисканских монахов Иоанна де Плано Карпини и Гийома де Рубрука. Однако «бесхитростные и во многом наивные рассказы» Карпини и Рубрука он анализирует очень тщательно и компонует материал так, что тот лишь подтверждает его научную концепцию. Отказываясь, по существу, от использования Библии в качестве единственного «ключа» к тайне происхождения «татар», он привлекает сведения античных и прежде всего современных авторов. На страхи Европы он, отталкиваясь от рациональных доказательств, отвечает, что «тартарское нашествие еще не является признаком того, что грядет время пришествия Антихриста, но требуются и другие доказательства, дабы объяснить последствия». В своем изучении ислама, он опирается не на Библию, а на собственный разум и ищет подтверждение своих идей не в Священном Писании, а в трудах арабских и античных авторов. Бэкон считал неверными цели христианства и видел неумение христиан воздействовать на умы других народов с целью донесения до них «слова правды». Цели христианской церкви неверны, так как извращены желанием господства. Значит, войны бесполезны и единственный путь пропаганды христианства, по мнению Р. Бэкона, – это проповедь. Но здесь неизбежно всплывают три проблемы: незнание необходимых для этого языков; незнание видов неверия; незнание взаимных аргументов. Бэкон пытается проанализировать различные формы неверия. Сарацин он причислял к нации, образ жизни которой заключен в удовольствии и наслаждении, а татар, например, к нации силы. По его мнению, есть два способа осмысления различных вероучений: с помощью чудес и с помощью философии, но доверия к чудесным силам у Бэкона нет, значит остается философия. Среди неверных Бэкон на первое место ставит греков, а затем арабов. Ислам рассматривает как серьезного противника, но полемизируя с мусульманами, Бэкон не разбирается особо в источниках. Бэкон считал, что христианский и мусульманский мир движутся вперед, к общности культур, что ислам, прежде чем уйти, должен сыграть существенную роль в развитии научной мысли.

Таким образом, выход монголов на мировую арену, помимо всего прочего, настолько сильно повлиял на кругозор европейцев, что можно говорить о влиянии и этого фактора на начало процесса складывания новой географической науки. Ее основателем будет справедливо считать Роджера Бэкона.

Оптимистический тон в отношении ислама появляется и в работах других средневековых авторов, в записках путешественников на Восток. Так, Гийом Триполийский (ум. после 1271 г.) – доминиканец из Акры – написал два труда: «Трактат об империи сарацинов и о лжепророке Мухаммеде» и «О Муххамаде и книге законов сарацинов». Несмотря на сильное искажение образа Муххамеда, он, однако, обнаруживает в исламе и христианстве много общего, вера мусульман близка христианской, и они