Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах - Геннадий Геннадьевич Пиков

Рима. Иначе говоря, исламу досталось античное наследие периода расцвета, а Западу – отцы церкви, постклассическая литература, латинские учителя, как выразился один исследователь, твердые, а не возбужденные.

Есть смысл здесь сравнить, как это сделал один исследователь, две фигуры – папу Герберта (940—1003) и Авиценну (980—1037). Оба были деловыми людьми, занимали важные посты, могут рассматриваться как своеобразные интеллектуальные пассионарии. Но в плане морали это были типичные люди средних веков.

Герберта принимали при дворах Гуго Капета и Оттона III, он преподавал в монастырских и кафедральных школах. Школы были небольшими, с плохими библиотеками. Больше всего Герберт гордился греческими книгами, которые сохранили римляне (Введение Порфирия к Аристотелевой логике, переводы Боэция, пособия по арифметике, музыке, геометрии, астрономии, обрывки греческих медицинских сочинений). На этой основе он составил свои скудные работы: пособие по риторике, хрестоматия по арифметике. Он же построил модель планетарной системы, сконструировал абак, сложные часы. Герберт – священник, монах, прелат, папа, политический интриган, окруженный не очень умелыми и способными, по его мнению, людьми.

Авиценна – мирянин, чиновник, врач, придворный философ. Уже в 16 лет изучил Введение Порфирия, все известные системы логики, геометрию Эвклида, Альмагест Птолемея, целую библиотеку греческой медицины и некоторые индийские арифметики, конечно же, мусульманских юристов. Таким образом, юноша достиг того, что не снилось на Западе и старцу. И это не уникально. Султан Бухары, по сообщению Авиценны, имел библиотеку во многих комнатах дворца, книги находились в различных сундуках по темам, с каталогом авторов. Поэтому восточные работы будут популярны на Западе, а Герберт будет довольно скоро забыт.

В конце средневековья ислам подошел к Вене (1529), потом остановился. Наступил период медленной стагнации. В Европе в это время произошел раскол христианства. Все это породило атмосферу плюрализма и веротерпимости. Происходило признание нехристианских народов. Росло благополучие народа. Упадок турок, распространение светского взгляда на мир, открытие Нового Света и т. п. привели к тому, что ислам уже не казался страшным. Европа интеллектуально и материально чувствовала себя безопасно.

Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что Средние века были золотым веком исламской проблемы (650-1750).

В. М. Уотт считает, что именно за это время сложились основные элементы христианского представления об исламе и подробно их разбирает[240]:

1. ислам – ложь и сознательное искажение истины.

Библейская концепция Бога и человека настолько доминировала в представлениях средневековых европейцев о природе, что они просто не представляли себе возможности других взглядов. Соответственно во всех тех случаях, где мусульманское учение отличалось от христианского, оно считалось ложью. Общий ход подобных рассуждений можно проиллюстрировать отрывком из Фомы Аквинского («Summa contra Gentiles», кн. 1, гл. 6).

После речей о том, сколь многочисленны знаки и свидетельства, подтверждающие и поддерживающие христианскую веру, Фома настаивает, что ничего подобного нельзя найти у тех, кто, подобно Мухаммеду, стал основоположником «сект». Кроме «плотских соблазнов» Ислама он указывает на неубедительность свидетельств и аргументов, приводимых Мухаммедом, на смешение в Коране истинного с недостоверным и ложным, на отсутствие чудес, которые подтверждали бы претензии Мухаммеда на пророческий сан. Его первые последователи описываются как «люди не искушенные в Божественных делах… но bestiales, обитающие в пустыне» – подразумевается, что они некритически воспринимали подобные претензии. Однако этих последователей оказалось так много, что Мухаммеду удалось военной силой принудить остальных обратиться в мусульманство. Вопреки заявлениям Мухаммеда, что его приход предсказан в Библии, изыскания показывают, что «он искажает все свидетельства Ветхого и Нового Заветов».

Некоторые другие авторы шли дальше, заявляя, что «если он и говорил когда-либо правду, он смешивал ее с ядом, искажая ее». Следовательно, истинные моменты сами по себе приравнивались к меду, добавляемому, только чтобы прикрыть яд.

2. ислам – религия насилия и меча.

Фома Аквинский, полагал, что Мухаммед распространял свою религию с помощью военной силы. Непременным правилом религии сарацин считалось также стремление «грабить, забирать в плен, убивать врагов их Бога и их пророка, преследовать и уничтожать их всячески» (Педро де Альфонсо). Гумберт Романский даже утверждал, что «они так ревностны в своей религии, что, где бы они ни захватывали власть, безжалостно обезглавливают всех, не исповедующих их веры».

3. ислам – религия потворства порокам.

Многоженство действительно занимало видное место в представлениях об Исламе. Часто считалось, что для мусульманина единственным ограничением количества жен служило его материальное положение. Авторы, которые не могли не знать, что число разрешенных Исламом жен не превышает четырех, тем не менее, говорят о семи или о десяти. Стихи Корана часто переводились неверно, чтобы внести предосудительный сексуальный оттенок там, где его заведомо не было. Противоестественные или «скотские» виды половых сношений между супругами якобы широко практиковались в Исламе. Полагали, что Коран даже позволяет мужеложство. Вершиной мусульманской половой распущенности некоторым представлялась кораническая картина рая. Особое внимание уделялось гуриям, этим чернооким девственницам, предназначенным для удовлетворения желаний праведников, – что считалось особенно скандальным. Строгой критике подвергалась супружеская жизнь самого Мухаммеда. Таким образом, средневековое представление о мусульманских нормах половой жизни в значительной мере карикатурно.

С точки зрения европейцев, мусульмане предавались своим страстям и в других отношениях. «Красивая жизнь» мусульманской Испании и Сицилии неизбежно представлялась средоточием пагубных соблазнов тем, кто не мог вкусить подобной роскоши. Коран якобы учил людей нарушать клятву, когда им это было угодно, и сулил людям рай не за добрые дела, а лишь за прочтение шахады (мусульманский символ веры). Считалось также, что вера в судьбу, распространенная среди мусульман, служит оправданием лености и бездеятельности.

4. Мухаммед – Антихрист.

Если для христианства вся цепь пророчеств и откровений есть постепенная подготовка к кульминации мировой истории – «боговоплощению», то Мухаммед через шесть веков заявил о себе как о подлинном завершителе пророческого цикла, более того, он утверждал, что ему ниспослана вся полнота божественного откровения. Он отверг некоторые фундаментальные догматы христианства. Неудивительно, что в Европе сформировалось представление об исламе как ереси и о Мухаммеде как ересиархе. Самого Мухаммеда считали часто даже дьяволом, свидетельством чему шотландское слово mohound (дьявол), являющееся искажением его имени.

В ближневосточном христианстве была распространена легенда, согласно которой Мухаммед сначала был учеником арианского монаха (или несторианина Сергия Бахиры), получил от него некоторые сведения о Библии и, выдав себя за пророка, создал свое лжеучение.

Доминиканский монах, современник Данте, побывав в Багдаде, предложил свою версию: сатана, будучи не в силах сам остановить распространение христианства на Востоке, придумал «писание» – нечто среднее между Ветхим и Новым заветами – и использовал в качестве своего посредника человека сатанинской природы. «Писание» – это Коран, посредник – Мухаммед, предстающий уже в роли антихриста.

Практически об этом же говорится в жесте «Коронование