Проклятый Лекарь. Том 7 - Виктор Молотов

— Спасибо за оптимизм.

— Не за что. Реализм полезнее оптимизма. Оптимисты умирают первыми.

Оставив свою армию, я вышел из дома прогуляться по территории. После всех этих откровений о тьме и свете нужно было проветрить мозги. А то они закипали от попыток осмыслить невозможное.

Вечер выдался на удивление теплым для конца октября. Градусов десять, не больше, но после промозглой московской сырости здешний воздух казался почти курортным.

Участок оказался еще больше, чем я ожидал. Гектар — это не просто цифра в документах. Это целый мир. Свой лес с вековыми соснами, елями, березами. Некоторым деревьям лет по двести минимум — видно по толщине стволов и высоте крон.

Дорожки извивались между деревьев, как змеи. Брусчатка старая, местами проросшая мхом. По краям — кованые фонари в стиле девятнадцатого века. Сейчас не горят, но представляю, как атмосферно будет ночью. Как в готическом романе.

Прошел глубже в лес. Тишина здесь особенная — не мертвая, а живая. Шелест листьев, поскрипывание веток, шорох в кустах — наверное, ежи или мыши.

А вот и река. Точнее, приток Москвы-реки, но все равно впечатляет. Метров пять в ширину, течение спокойное. Вода чистая — видно дно с камнями и водорослями. В Москве такой чистой воды днем с огнем не сыщешь.

На берегу — небольшой причал. Деревянный, покосившийся от времени, но еще крепкий. И лодка привязана — простая весельная, на двоих. Покрашена зеленой краской, которая местами облупилась.

Можно будет летом кататься. Или трупы топить, если придется. Хотя нет, своя река — плохое место для трупов. Всплывут в самый неподходящий момент.

Дальше по тропинке — пруд. Небольшой, метров тридцать в диаметре, заросший кувшинками. Вода темная, почти черная. Тиной воняет.

У пруда — беседка. Белое дерево, уже потемневшее от времени. Резные перила с растительным орнаментом. Крыша покрыта дранкой, местами проросшей мхом. Внутри — круговая скамейка, стол посередине.

Место для романтических свиданий. Или оккультных ритуалов. Или и того, и другого — смотря какие у тебя свидания.

Сел на скамейку. Доски скрипнули, но выдержали.

Неплохо бы Анне все это показать. Она небось любит такие места — романтичные, уединенные, с налетом старины. «Ой, Святослав, как в сказке! Как в романе Джейн Остин!» — сказала бы она и повисла бы на мне.

Представляю ее реакцию на беседку. Начнет фотографировать для Руграмма, потом потащит целоваться. А потом… ну, скамейка вроде крепкая, выдержит.

Да и пора познакомить ее со всей моей армией красавцев. Народу-то уже собралось немало — Костомар, Кирилл, Ростислав, Вольдемар, Нюхль. Скоро еще Мертвый добавится. Целый некромантический детский сад. Часть из них она знает, а от другой части будет точно в восторге.

Пусть знает всех в лицо. Или в череп, в случае Костомара.

Но пока она в больнице. Восстанавливается после встречи с братцем-психопатом. Петр, он же Альтруист, он же полный псих с манией величия, неплохо ее потрепал.

Белка спрыгнула с дерева прямо передо мной. Рыжая, пушистая, с кисточками на ушах. Села на задние лапки, наклонила голову и смотрит черными глазками-бусинками.

— Чего уставилась? — спросил я.

Белка цокнула, это она явно ругалась.

— Орехов нет. И хлеба нет. И вообще ничего съедобного нет. Иди охоться в другом месте.

Белка фыркнула. Хм, могут белки фыркать? Оказывается, могут. И ускакала обратно на дерево. Обиделась.

Даже белки в Барвихе наглые. Привыкли, что их подкармливают богатые идиоты. Элитные белки, мать их.

Солнце садилось за деревья, окрашивая небо во все оттенки заката — оранжевый, розовый, фиолетовый. Красиво до боли в глазах. Как картина Айвазовского, только без моря.

Температура начала падать. Пора возвращаться.

Странно чувствовать умиротворение. Тысячу лет я был Архиличем Темных Земель. Сеял смерть, сжигал города, превращал королевства в кладбища. А теперь сижу в беседке, смотрю на закат и думаю о романтических свиданиях.

Деградирую? Старею? Или это проклятие так действует — делает мягче, человечнее?

А может, я просто устал. Тысяча лет войны и разрушений — это утомляет. Даже некромантов. Особенно некромантов.

Я вернулся в дом. В гостиной Кирилл продолжал экспериментировать с тьмой. Создавал маленькие сгустки на кончиках пальцев, пытался заставить их двигаться. Безуспешно, но упорно.

— Хватит на сегодня, — сказал я. — Магическое истощение — это худший враг мага. Хуже инквизиции.

— Но я хочу понять! Хочу научиться! — настоял он.

— Понимание придет со временем. Или не придет вообще. Магия — капризная дама. Сегодня дает, завтра забирает. Послезавтра дает снова, но уже другое.

— У тебя всегда такие оптимистичные речи?

— Это не пессимизм. Это опыт. Я видел магов, которые сгорали за секунду из-за самоуверенности. И видел бездарей, которые становились архимагами благодаря терпению.

— Я ем грунт! — встрял Костомар.

— Даже Костомар со мной согласен, — перевел я. — Терпение — это сила! Он вот двести лет ждал воскрешения! И дождался!

— Ты был мертв. Мертвые не ждут, — заметил Ростислав.

— Я ем грунт! «Откуда ты знаешь»?

— Философский вопрос. Не думаю, что мертвые все время ждут! Ждут воскрешения! Оставим его философам.

Спальня хозяина дома встретила меня вечерней прохладой и запахом лаванды — кто-то положил саше под подушки.

Интересно, кто? Костомар? «Я ем грунт! Но люблю лаванду!» Или это осталось от прежних хозяев?

Тридцать квадратных метров личного пространства — это роскошь, которую я не мог себе позволить даже будучи Архиличем. В замке Темных Земель моя спальня была больше, конечно — сто квадратов минимум. Но там было холодно, сыро, и везде торчали кости врагов как элемент декора. Но и в этом была своя романтика.

А здесь — совсем другое дело.

Кровать размера «император» — три метра на два. Можно спать звездочкой и никуда не свалиться. Балдахин из темно-синего бархата с золотой вышивкой. Тяжелый, плотный, создающий ощущение уюта и защищенности.

Матрас… о, этот матрас заслуживает отдельной оды. Ортопедический, но не жесткий. С эффектом памяти — принимает форму тела. Ложишься — и словно погружаешься в облако. Только облако, которое идеально поддерживает позвоночник.

Но главное — простыни.

Я откинул покрывало. Настоящий китайский шелк. Не искусственный, не смесовый — стопроцентный натуральный шелк. Черный, с едва заметным отливом. Прохладный на ощупь, гладкий как вода.

Провел рукой по ткани. Ощущение нереальное — словно гладишь воду, которая каким-то чудом стала твердой.

Уровень, достойный Архилича. Хотя нет, это даже лучше. У меня в прошлой жизни была кровать из костей драконов, застеленная