Пирр, царь Эпира - Саркис Суренович Казаров

Юстин пишет, что Пирр потерял власть над Сицилией так же быстро, как быстро ее захватил (Just., XXIII, 3, 10). В этих условиях решение покинуть Сицилию далось Пирру достаточно легко, тем более что римляне усилили натиск на его италийских союзников, заставив последних вновь обратиться за помощью к царю. Все это позволяло Пирру сохранить хорошую мину при плохой игре.

Д. Эббот, оценивая сицилийскую экспедицию Пирра, отмечал: «Главный итог ее заключался в том, что она провалилась. Действительно, подобно всем предприятиям Пирра, несмотря на блестящий триумфальный успех в ее начале, в ее конце царя ожидали только несчастия и разочарования»[466].

Но, вопреки мнению А. Хольма, надо признать, что экспедиция на Сицилию не была «очередной авантюрой Пирра», а имела все шансы на успех[467]. Заметим, что Пирр должен разделить ответственность за крах своей экспедиции вместе с сицилийскими греками.

Как сообщает Плутарх, покидая ставший теперь для него столь негостеприимным остров, Пирр, стоя на борту корабля и вглядываясь в медленно удалявшиеся берега Сицилии, воскликнул: «Какое поле для соперничества, друзья, мы оставляем для римлян и карфагенян!» (Plut. Pyrrh., 23:

Исторична ли данная фраза царя? Г. Герцберг связывал ее с «острым политическим взглядом» и «пророческим даром» Пирра[468]. Согласно Р. Шуберту, все сбывшиеся пророчества царя оказывались выдуманными ex eventu, т. е. по прошествии времени. «Если Пирр предвидел I Пуническую войну, то он должен был также предвидеть и свое поражение при Беневенте…»[469]. С некоторым подозрением к этому высказыванию Пирра относился и Ж. Каркопино[470].

Как представляется, однако, отвергать сообщение Плутарха не стоит. Более того, по нашему мнению, оно весьма показательно и говорит не столько о «пророческом даре» Пирра, сколько о глубоком знании им современной ему политической обстановки и возможных перспектив ее развития.

Собирался ли эпирский царь вернуться на Сицилию? Пирр был реалистом, а реальное положение дел свидетельствовало о том, что восстановить добрые отношения с бывшими союзниками, сицилийскими греками, в обозримом будущем не представится возможным.

Сын Пирра и Ланассы Александр, несостоявшийся наследник Сицилийского царства, должен был отбыть с острова вместе с отцом. Предположение Д. Кросса, что после отплытия Пирра Александр еще некоторое время оставался на Сицилии[471], является, принимая во внимание господствовавшие тогда на острове настроения, в высшей степени невероятным[472].

Крушение Сицилийской державы Пирра имело не только важное значение для его западной кампании, но и далеко идущие последствия для всей системы эллинизма в целом. Именно здесь, на Сицилии, у Пирра были все шансы построить эллинистическое государство, которое было бы способно эффективно противостоять экспансии Рима и Карфагена. Однако панэллинская идея, до того успешно эксплуатируемая Пирром, придя в острое противоречие с полисными идеалами, потерпела жестокое поражение.

Т. Моммзен писал по поводу краха сицилийской экспедиции эпирота так: «Таким образом, предприятие Пирра рухнуло, и ему пришлось проститься с тем, что было целью его жизни; с той минуты он превращается в искателя приключений, который сознает, что когда-то был велик, а теперь стал ничто, и который ведет войну не для достижения определенной цели, а для того, чтобы забыться в азартной игре и найти в разгаре сражения достойную солдата смерть»[473].

Соглашаясь в целом с высказыванием великого немецкого историка, все же рискнем возразить ему в одном: цель у Пирра — защита греков Запада от варваров — еще была. Именно поэтому с Сицилии он вновь направился на италийскую землю.

Последняя кампания Пирра в Италии

Пережив крушение своих планов на Сицилии, Пирр в очередной раз был поставлен перед сложной дилеммой: либо, вернувшись на Балканы, принять участие в борьбе за македонский престол, либо, вняв новым призывам своих италийских союзников, продолжить борьбу против Рима. Как известно, победило «западное направление»: после недолгих колебаний Пирр с 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. конных воинов вновь оказался в Италии.

Какими планами он руководствовался на сей раз? К сожалению, античная историческая традиция (Дионисий Галикарнасский, Плутарх, Юстин, Зонара) не дает нам вразумительного ответа на этот вопрос. Немногим лучше обстоит дело в данной связи и с суждениями современных исследователей.

Едва ли стоит всерьез относиться к мысли Д. Эббота и Ж. Каркопино, объяснявших отъезд Пирра из Сицилии в Италию импульсивностью царя, непомерным честолюбием и отсутствием у него четко продуманного плана[474]. Согласно А. Санти, Пирр, уже готовившийся перенести войну из Сицилии в Африку, был вынужден отказаться от своих планов, «идя навстречу пожеланиям сломленных, доведенных до крайнего состояния союзников, особенно тарентинцев, которые пострадали больше других, и возвратился в Италию»[475]. В качестве основного мотива отъезда Пирра с Сицилии Р. Шуберт и Б. Низе также называли желание царя оказать помощь его италийским союзникам[476].

Вместе с тем нельзя согласиться с утверждением Л. Р. Вершинина, что в 275 г. до н. э. Пирр, «никем не ожидаемый, возвратился в Италию»[477]. Это полностью противоречит данным античной традиции, в частности сообщению Плутарха (Plut. Pyrrh., 24).

По мнению Р. фон Скалы, призыв со стороны союзников в Италии был для Пирра удобным выходом из неудачного сицилийского похода, однако царь должен был осознавать, какой опасности он подвергает себя, следуя за ними. «Его душа колебалась, и эти колебания в его воспоминаниях должны быть отмечены так: здесь карфагеняне, там — угроза со стороны римлян, но… оставаться на Сицилии было еще хуже»[478].

Возвращение Пирра в Италию весьма своеобразно объяснял Д. Кинаст: одновременный переход большей части Сицилии под контроль карфагенян и успехи римлян на юге Италии создавали для Пирра опасность оказаться отрезанным от пути в Тарент и Эпир[479].

У. фон Хассель полагал, что отсутствие сильного флота побудило Пирра, отказавшись на время от борьбы с карфагенянами, прибыть в Италию и уже там продолжить работу по его строительству[480].

Э. Вилль, осторожно высказывая сомнения относительно призывов самнитов и тарентинцев, указывал на безнадежность положения Пирра на Сицилии[481].

Таким образом, суммируя приведенные выше мнения исследователей, можно утверждать, что если каждое из них, взятое в отдельности, едва ли исчерпывает суть проблемы, то взятые все в совокупности, они приближают нас к ее решению. При этом хотелось бы отметить главное: продолжая оставаться носителем панэллинской идеи и прибыв на Запад для защиты италийских, а затем и сицилийских греков, Пирр не мог проигнорировать просьбы своих союзников и, не урегулировав окончательно отношения с Римом, возвратиться в Грецию.

Во время переправы Пирра в Италию произошел эпизод, который, на наш взгляд, требует