Сталинский план преобразования природы и его осуществление на Южном Урале - Елена Викторовна Лесная-Лыжина

В декабре 1935 года председатель Совнаркома В. М. Молотой превознес ученых-практиков вроде Лысенко и выразил недовольство теоретиками, в то время это был также намек на Н. И. Бухарина и тогда же на совещании передовиков урожайности в Кремле Яковлев спросил Лысенко, кто ему мешает: «А кто именно, почему без фамилий?» «Фамилии я могу назвать, хотя тут не фамилии имеют значение, а теоретическая позиция. В общем, большинство генетиков с нашим положением не соглашается. Николай Иванович Вавилов…» и т. д. Так Сталину впервые предлагался разгром всей генетики.

В ноябре 1935 года, на совещании стахановцев, Сталин сказал: «Наука потому и называется наукой, что она не признает фетишей, не боится поднять руку на отмирающее, старое и чутко прислушивается к голосу опыта, практики». В данном контексте, учитывая сталинскую манеру выражаться, эта фраза означала, что Сталин поощряет некоторые (не ясно, какие, но успешные) акции, долженствующие поставить генетику в подчинение сельхозпрактике и тем учредить единомыслие в этой области; и чтобы в случае нежелательных результатов виноватыми оказались исполнители.

В 1929 году Сталин распорядился ликвидировать сельхозэкономику как автономную науку, потому что она накладывала на волю к модернизации сельского хозяйства непереходимый социальный и экономический предел. Теперь агробиологи приглашались распорядиться о ликвидации естественных наук, указывающих на биологические пределы. В полную меру «поднять руку на отмирающее, старое» было соблазнительно. Однако еще не был отменен международный конгресс по генетике, который должен был состояться в СССР в 1937 году; Агитпроп противопоставлял расцвет генетики в СССР кризису в Германии из-за вмешательства расистской идеологии в науку; шла подготовка сталинской Конституции, нового закона о выборах и других атрибутов государства; Сталин был занят сценариями показательных политических процессов. И укрощение генетики приняло форму «дискуссии».

«Дискуссии» были желательны, время от времени, для настраивания всех на единый взгляд, необходимый для коллективного усилия. «Дискуссия» обычно быстро приводилась к требуемому заключению путем официальной поддержки желаемой – «правильной» – линии и официального раздражения нежелательными – «неправильными» – взглядами. «Дискуссия» по генетике и селекции 1936 года шла поначалу по этому стандарту. На февральском совещании передовиков животноводства в Кремле официальный взгляд, что наука должна быть служанкой сельского хозяйства, был подкреплен также репликами Сталина и Яковлева. Журнал «Под знаменем марксизма» опубликовал высказывание зав. Отделом печати ЦК на собрании философов, что Лысенко заслуживает их особого внимания как связавший воедино теорию Дарвина и сельскохозяйственный вариант стахановского движения. «Правда» нападала на главный коллективный труд ВИРа и одновременно хвалила образцовый журнал «Яровизация».

Завершение первого раунда «дискуссии» – IV сессия ВАСХНИЛ – было в декабре 1936-го. Весь ноябрь шла дикая травля в прессе крупнейшего медицинского генетика, партийца С. Г. Левита. Через день после начала сессии газеты напечатали «Ответ клеветникам из «Сайенс сервис» и «Нью-Йорк таймс», в котором гордо отрицалось сообщение об аресте Вавилова, который на днях будет выступать с докладом («критикующим научные воззрения молодого ученого Лысенко, а последний – выступает с докладом, критикующим антидарвинистский характер некоторых теоретических положений Вавилова»); подтверждался арест «господина Агата» – «за прямую связь с троцкистскими убийцами»; разъяснялось, что генетический конгресс 1937 года отложен «по просьбе ряда ученых», пожелавших получше к нему подготовиться. (Вавилов и Агол руководили оргкомитетом конгресса, который так и не состоялся.)

Все это обозначало уверенность начальства, что генетики и селекционеры таким образом «обсудят» свои «спорные вопросы», что Лысенко окажется прав, а его критики – нет.

Однако начальство не захотело объяснить, в чем именно прав Лысенко и не правы генетики. Лысенко же не мог этого сделать: самым страшным для него, отстаивавшего главенство интуиции над научным методом, было требование к нему ученых оппонентов – быть точным и логичным. Жесткое и недвусмысленное требование начальства стало аморфным, когда спустилось до конкретных людей. Многие специалисты уклонились от «дискуссии». Те, кто перешел на сторону Лысенко, не могли объяснить, в чем он прав. Открыто против выступили немногие, и «дискуссия» стала конфликтом двух небольших групп. Интересно, что среди откровенных антилысенковцев были прежде всего «беспартийные большевики – и партийцы: Н. И. Вавилов, А. С. Серебровский, сюда попадают Г. Мёллер, а также А. Р. Жебрак, Н. П. Дубинин, М. М. Завадовскии. «Буржуазные» ученые погибли или умолкли раньше; важное исключение составил Н. К. Кольцов. Вот эти генетики направили сессию от поисков компромисса к критике Лысенко. Так что официальная цель «дискуссии» – приспособить генетику к верховенству Лысенко – не была достигнута.

Кольцов, на которого сессия произвела «гнетущее впечатление», пишет письмо за письмом, например Муралову, стремясь изменить заключение по результатам сессии, и выражает озабоченность угрозой отмены курсов генетики в вузах: «Заменить генетику дарвинизмом нельзя, как нельзя дифференциальные вычисления заменить алгеброй… нельзя Советскому Союзу хотя бы в одной области отстать на 50 лет».

Муралова арестовали в июле 1937 года. Тогда же уничтожили Медико-генетический институт блестящего исследователя С. Г. Левита, и через полгода сам он был арестован и расстрелян. В 1938 году ввели курсы «дарвинизма», и с 1939 года начал реализовываться лозунг: «Изъять формальную генетику из высшего образования!»

Академия наук СССР, президентом которой сразу после сессии ВАСХНИЛ стал В. Л. Комаров, начала испытывать официальное давление в отношении генетики в мае 1938 года, когда Совнарком (председатель – В. М. Молотов) впервые не принял план работ Академии, и вскоре президиум Академии раскритиковал Вавилова за изоляцию ВИРа от линии работ Лысенко.

С апреля 1937 года начинается ожесточенная кампания в печати против Кольцова, которому ставят в вину его старые занятия евгеникой. Осенью 1938 года ИЭБ переводят в уже враждебную генетике Академию наук. В начале 1939 года АН СССР проводит масштабные выборы; членкоры Кольцов и Л. С. Берг выдвинуты в академики по отделению биологии. Но за две недели до выборов в «Правде» появляется большое письмо: «Лжеученым не место в Академии наук». Как впоследствии писал Комаров, «общественное мнение помогло найти верный путь и представить общему собранию академиков наиболее достойных ученых» – места Берга и Кольцова заняли Цицин и Лысенко. В апреле 1939 года академия отстранила Кольцова от должности директора института. Конференция 1939 года пройдет без его участия.

Эта конференция ответ на обращение ленинградских ученых в ЦК ВКП(б) о судьбах генетики – была устроена редакцией журнала «Под знаменем марксизма». Однако и тогда Сталин не смог всерьез заняться генетикой. Только что был заключен столь непопулярный в глазах мировой общественности пакт о ненападении и границах с фашистской Германией, присоединены Западные Украина и Белоруссия, из-за начала войны с Финляндией СССР исключен из Лиги Наций. Организатор конференции, новый академик М. Б. Митин, получил