Красный газ. Россия и возникновение энергетической зависимости Европы - Пер Хогселиус

7. В. Брандт: газ как фактор Ostpolitik

Ввод советских войск в Чехословакию в августе 1968 г. стал водоразделом в послевоенной истории Европы. Этому событию суждено было надолго оставить след в международном политическом климате, и оно придало большую динамику отношениям между Западом и Востоком. Поначалу громкие протесты, звучавшие на Западе против вторжения в Чехословакию, порождали политическое сопротивление любому сотрудничеству с Москвой[1]. Затем начался новый этап, когда большинство западных правительств осознало, что бойкот и изоляция не позволяли двигаться вперед. Теперь большинство из них, напротив, старалось использовать новые возможности для сотрудничества, которые появились в связи с тем, что Кремлю было необходимо восстановить легитимность и репутацию на международной арене. Результатом стала долговременная и все более активная политика разрядки. Вопрос об экспорте советского природного газа был соответственно переосмыслен и стал все чаще восприниматься правительствами, находящимися по обе стороны железного занавеса, как важный фактор этой политики. Более того, представители западноевропейской газовой промышленности рассчитывали на то, что при обсуждении цены на газ новая геополитическая ситуация заставит Советский Союз занять более гибкую позицию, чем в 1966–1967 гг. Тогда казалось, что непреодолимые различия в представлениях о ценообразовании не позволят СССР достичь соглашения с такими странами, как Италия и Франция. Теперь газовые компании проявляли энтузиазм и готовность к началу или продолжению переговоров с Советским Союзом.

Первые свидетельства о возобновлении переговоров появились в начале 1969 г. В январе, во время двусторонних советско-французских переговоров, посвященных широкому кругу проблем, был поднят вопрос о возможном экспорте советского газа во Францию. Правительства двух стран пришли к договоренности о назначении двух представителей для пересмотра перспектив торговли газом. Затем в феврале СССР и итальянская компания ENI договорились о воссоздании «рабочей группы», в задачи которой должно было входить возобновление советско-итальянской совместной деятельности в области природного газа[2]. В марте СССР и страны – члены Варшавского договора опубликовали документ, ставший известным под названием «Будапештское обращение», в котором были сформулированы принципы долгосрочного мира и безопасности в Европе. Один из ключевых пунктов этого документа был посвящен перспективам общеевропейского сотрудничества в области развития инфраструктуры, что, по мнению стран, подписавших этот документ, могло и должно стать основой для европейского сотрудничества. В эту концепцию прекрасно вписывались планы по созданию трансъевропейской газовой сети[3].

Вскоре после этого к переговорам о поставках природного газа из СССР в Западную Европу неожиданно подключилась ФРГ, которая планировала стать потребителем красного газа. Москва и Бонн объявили о намерении обсудить крупный импортный контракт. Это было выдающееся событие, особенно в свете крайней политической и экономической напряженности, которая характеризовала советско-германские отношения и до этого момента не позволяла Западной Германии стать потенциальным рынком для Москвы. Это решение было еще более неожиданным, учитывая тот факт, что в «Будапештском соглашении» содержалась откровенная критика ФРГ в связи с ее отказом признать ГДР и послевоенные границы Европы, что было главным вопросом внешней политики Бонна. Спустя несколько месяцев обсуждаемый контракт был подписан. Это была крупнейшая сделка, когда-либо заключенная между СССР и ФРГ, и она позволила Западной Германии стать вторым после Австрии импортером советского природного газа, опередив и Италию, и Францию. В данной главе выясняется, как это могло случиться.

Формирование новой восточной политики (Ostpolitik)

В июне 1968 г., когда был подписан советско-австрийский газовый контракт, политические отношения между ФРГ и СССР были в целом крайне напряженными. Несмотря на амбициозное правительственное заявление, озвученное канцлером Кизингером в 1966 г., в котором ставилась задача заключения с Москвой договора об отказе от применения силы и соответственно проведения в отношении советского блока политики разрядки, большого прогресса в этом направлении достигнуто не было. Советско-германские отношения продолжали быть враждебными и характеризовались скорее духом конфронтации, а не доверия и сотрудничества. Как было показано в главе 5, в течение 1967 г. и в начале 1968 г. был предпринят ряд попыток по улучшению ситуации, однако никаких существенных результатов не было получено. Советский Союз обнадежили переговоры с министром иностранных дел В. Брандтом и его ближайшим советником Э. Баром, однако в целом советское руководство не испытывало большого доверия к канцлеру от христианско-демократической партии Кизингеру. Это было связано с его нацистским прошлым, которое вызывало подозрения и мешало установлению позитивных отношений с советским послом в Бонне Семеном Царапкиным. Кизингер частично из-за того, что осознавал это недоверие с советской стороны, не испытывал большого оптимизма по поводу возможности выработки совместного подхода к важным политическим проблемам[4].

Канцлер увидел во вводе советских войск в Чехословакию подтверждение правильности своего скептического настроя против СССР; по его мнению, советской стороне нельзя было доверять. Брандт и Бар, напротив, были уверены в необходимости активизировать, а не прекращать попытки установления хороших отношений с Москвой. Брандт полагал, что теперь Кремль будет больше заинтересован в фактическом улучшении отношений с Бонном и что этот шанс упускать нельзя. Однако усиливающаяся напряженность между Брандтом и Кизингером не позволяла правительству выступать с новыми инициативами по взаимосвязям с Москвой, по крайней мере по вопросам, которые касались жизненных интересов ФРГ, таким как спорные восточные границы, а также статус Западного Берлина и ГДР. В условиях такой непростой внутренней политической ситуации, осложнявшейся еще и в связи с приближавшимися федеральными выборами, которые были назначены на сентябрь 1969 г., Брандт направил свои усилия по внедрению принципов политики разрядки на реализацию конкретных совместных проектов. Речь шла только о проектах в сфере экономики, которые не затрагивали важнейшие политические вопросы. Брандт полагал, что «в обозримом будущем» экономика должна оставаться «главным инструментом восточноевропейской политики». В этом контексте уникальной возможностью представлялась идея импорта газа из Советского Союза, желательно в сочетании с крупномасштабным экспортом стальных труб из Германии[5].

Эта идея широко обсуждалась еще в 1966–1967 гг. В то время против нее резко выступило федеральное правительство, однако спустя два года она уже имела гораздо более серьезную внутреннюю поддержку. Одна из причин состояла в том, что популярность природного газа выросла намного больше, чем можно было представить еще несколько лет назад. А это в свою очередь означало, что усилилась необходимость обеспечения дополнительных поставок газа. Кроме того, в министерствах, отвечающих за вопросы энергоснабжения, изменился баланс сил. В Министерстве иностранных дел усилились позиции Э. Бара, в то время как некоторые ключевые сотрудники покинули министерство. Более важная роль стала отводиться и имеющему социал-демократическую ориентацию Министерству экономики, которое с конца 1966 г. возглавлял К.