Красный газ. Россия и возникновение энергетической зависимости Европы - Пер Хогселиус

Шиллер, особенно после назначения в апреле 1967 г. и июле 1968 г. двух новых статс-секретарей. Первый из них, К. Дитер, так же как Брандт, Бар и Шиллер, был выходцем из Западного Берлина, где он занимался политической деятельностью и возглавлял известный Германский институт экономических исследований (Deutsches Institut fur Wirtschaftsforschung, DIW). Второй, К. фон Донаньи, раньше работал юрисконсультом в Гамбурге, и его профессиональные знания могли быть очень полезными при обсуждении условий импорта советского газа в Германию. Еще одним изменением в Министерстве экономики стало назначение главой комиссии по энергетической политике У. Лантцке, который до этого занимался вопросами конкуренции в Европейском сообществе угля и стали.

В 1967 г. главный аргумент Министерства экономики против импорта советского газа состоял в том, что газ на самом деле стране не нужен и что импорт с Востока был сопряжен с ненужными рисками. В действительности у министерства было такое отрицательное отношение не только к советскому газу, но и к природному газу в целом. Считалось, что крупномасштабный импорт природного газа может составить угрозу для внутренней добычи угля. Предшественник Лантцке Герхард Ворац неоднократно заявлял, что «расширение использования природного газа требует учета ситуации в германской угольной промышленности» и что «важнейшей энергетической задачей Германии было и остается решение проблем, связанных с добычей угля». Чтобы не допустить волатильного процесса «деструктивного разрушения», министерство не только выступило против импорта газа из Советского Союза, но и договорилось с Ruhrgas и другими угольными компаниями о максимальном уровне импорта природного газа из Нидерландов – 133 млрд кубометров в год. Выше этого уровня не допускались никакие другие поставки, на которые не было получено специального разрешения из Бонна[6].

Однако к концу 1968 г. настроения в Министерстве экономики начали меняться и идея увеличения доли природного газа в общем энергетическом балансе Германии завоевывала все больше сторонников. В ноябре 1968 г. еврокомиссар по энергетике В. Хаферкамп, ближайший союзник Брандта в Европейском экономическом сообществе, отметил, что в связи с «низкой добычей угля природный газ может заменить большинство энергетических носителей практически во всех областях использования». Природный газ можно было импортировать в больших объемах из Нидерландов и из месторождений, расположенных в Северном море, и его использование дало бы прекрасную возможность противостоять растущей зависимости Западной Европы от импортируемой нефти. Конечно, красный газ – это была совсем другая история, но Министерство экономики теперь пришло к выводу о том, что поставки природного газа из СССР будут в целом стимулировать конкуренцию на западноевропейском газовом рынке и сократят опасность того, что Нидерланды станут газовыми монополистами – такая возможность в то время широко обсуждалась. Наряду с этим быстрый рост спроса на газ позволял строить планы по поводу достаточно крупных объемов импорта советского газа в абсолютных величинах, однако не слишком больших, чтобы не увеличивать их относительную важность с точки зрения рыночной доли. Итак, с осени 1968 г. Германия проявляла все больший интерес к советскому природному газу[7].

Советский Союз со своей стороны принимал энергичные меры, пытаясь привлечь к своему проекту представителей германской газовой промышленности. На конференции Международного газового союза (МГС, IGU), которая состоялась в Копенгагене вскоре после ввода советских войск в Чехословакию, к представителям из Германии неоднократно обращался А. Сорокин, заместитель министра Кортунова, отвечавший в Мингазпроме за международные связи. Сорокин уговаривал их обсудить вопрос о возможной советско-германской торговле газом в Министерстве экономики. Г. Каун, возглавлявший германскую делегацию на этой конференции, представил в Министерство экономики отчет об этих неформальных беседах. Министерство никаких действий в связи с этим не предприняло, решив дождаться последующих шагов со стороны СССР. После нескольких месяцев тишины Москва вновь обратилась к Германии, в этот раз поручив послу Царапкину подробнейшим образом обсудить этот вопрос с федеральным правительством. Во время встречи с министром иностранных дел Брандтом, которая состоялась в феврале 1969 г., Царапкин сообщил ему, что он слышал «об имеющемся интересе со стороны Германии к поставкам советского природного газа». Брандт, который до поры до времени не хотел афишировать, что они с Баром крайне заинтересованы в этом проекте, воспринял эти слова Царапкина как сигнал о готовности Москвы к переговорам[8].

На следующем заседании МГС, состоявшемся в марте 1969 г. в Ленинграде, Сорокин вновь общался с германскими представителями. К этому времени уже начались поставки советского природного газа в Австрию, и Сорокин ссылался на этот проект как на модель возможного газового контракта между Германией и СССР. Хотя это и не соответствовало ситуации, описанной в главе 6, Сорокин заявил, что никаких задержек или иных проблем с поставками газа из СССР в Австрию в течение зимы 1968/69 г. не наблюдалось. Он снова уговаривал германскую делегацию обратиться к своему правительству, чтобы подтолкнуть ФРГ выступить с формальной инициативой в отношении контракта с СССР. Г. Каун доложил Министерству экономики, что Советский Союз крайне заинтересован в продаже природного газа в Западную Германию[9].

Первый конкретный ответ на проявленный СССР интерес поступил из Бонна в середине марта. Это был визит высокопоставленной делегации Министерства экономики в Торговое представительство СССР в Кельне. Статс-секретарь Арндт неформально встретился с новым директором представительства С. Волчковым с целью прощупать вопрос об экспорте и оценить серьезность намерений Советского Союза. Обмен мнениями оказался весьма плодотворным и положил начало дальнейшим официальным переговорам. В начале апреля в ходе длинного разговора, посвященного обсуждению «Будапештского воззвания», министр иностранных дел Брандт и посол Царапкин затронули вопрос о поставках советского природного газа. Брандт проигнорировал те аспекты «воззвания», которые, с точки зрения ФРГ, выглядели спорными. Вместо этого он заявил, что полностью согласен с формулировкой «воззвания» о необходимости общеевропейского сотрудничества в масштабных инфраструктурных проектах. В качестве отправной точки для возобновления советско-германской торговли он предложил строительство трубопровода для поставок природного газа из СССР в ФРГ. Он также попросил Царапкина передать министру внешней торговли Н. Патоличеву приглашение посетить германскую промышленно-торговую ярмарку, которая должна была состояться в Ганновере в конце апреля, во время этого визита можно было бы провести первое предварительное обсуждение этого вопроса. Советская сторона была полностью удовлетворена тем, как развивались события, поскольку инициатором переговоров по вопросу экспорта красного газа в Германию стала не Москва, а Бонн[10].

Чего ждали от советского природного газа?

Визит Патоличева в Ганновер на переговоры, в фокусе которых был проект с природным газом, стал поворотной точкой в советско-германских отношениях в целом. Подобных встреч, проводимых на высоком государственном уровне, не было уже несколько лет, поэтому тот факт, что это событие смогло состояться, стал победой поборников политики