Интеллектуалы древней Руси. Зарождение соблазна русского мессианизма - Игорь Николаевич Данилевский

К «злым обычаям нашим» епископ относит также лишение повешенных и утопленников нормального погребения: «если кто висельника или утопленника похоронил — чтобы не пострадать самим, вырываете снова». «О, безумие злое! О, маловерье!» — восклицает по этому поводу Серапион и заключает: «В печаль я впал от ваших безумств; молю вас, откажитесь от языческих действий», «умоляю вас, покайтесь в прежнем безумье, перестаньте быть тростником, колеблемым ветром»[51], «о, если бы мог я сердце и душу каждого из вас наполнить Божественным разумом!» — иначе вы и «жизни лишитесь, и Божьего света не узрите».

Очевидно, приведенное перечисление нежелательных для истинного христианина действий не является сугубо субъективной точкой зрения Серапиона. Тот просто свел вместе наиболее гибельные пороки, которые и в его время, и в последующие десятилетия и столетия будут рассматриваться древнерусским обществом как совершенно неприемлемые. Это — своего рода негативный моральный кодекс древнерусского человека. В то же время он, к сожалению, будет сохранять актуальность и в дальнейшем, поскольку человеческая природа, несмотря на жесткие обличения владимирского проповедника, останется неизменной…

Как видим, Серапион дает перечень проступков, за которые человек должен будет понести наказание на Страшном суде. Он, правда, в отличие от своего младшего современника, Данте Алигьери (1265–1321), не выстраивает их в иерархическом порядке, который указал бы на сравнительную тяжесть прегрешений и, соответственно, суровость кары за них. Да и сами перечни грехов, за которые человек будет наказан на том свете, у Серапиона и Данте в большинстве случаев не совпадают. Однако владимирский владыка, как и Данте, предусматривает возможность их искупления и преодоления — через оценку своих поступков и мыслей с точки зрения добра и зла, отказа от неблаговидного поведения и чистосердечное раскаяние.

***

Итак, основную причину обрушившихся на Русь несчастий автор «Слов» и «Поучений» видит в отступлении своих соотечественников от божественных предписаний: «Кто же нас до сего довел? Наше безверье и наши грехи, наше непослушанье, нераскаянность наша». О необходимости немедленного отказа от них предупреждали множественные знамения. Сейчас же пришло последнее из них — нашествие безжалостных иноплеменников.

Бедствия современной ему Руси, считает Серапион, приближаются к логическому завершению. Ключевым для понимания того, что предстоит пережить, судя по всему, служит замечание епископа о наступлении последних времен: «Вот уж к сорока годам приближаются страдания и мучения наши, и дани тяжкие, голод, мор на скот наш, всласть хлеба своего наесться не можем, и стенания наши и горе сушат нам кости». От какого события отсчитывает сорок лет Серапион: от битвы на Калке, начала нашествия, либо от какой-то другой даты, — предмет спора уже нескольких поколений исследователей.

По справедливому мнению В. Н. Рудакова, этим замечанием Серапион ставит происходящие беды в один ряд с божественными наказаниями, которые понес народ Израиля за богоотступничество: «а сыны ваши будут кочевать в пустыне сорок лет, и будут нести наказание за блудодейство ваше, доколе не погибнут все тела ваши в пустыне. …Вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет… дабы познали, что значит быть оставленными Мною» (Чис 14: 33–34). Эти сорок лет требовались, чтобы «кончился весь род, сделавший зло в очах Господних» (Чис 32: 13), «чтобы смирить тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его, или нет» (Втор 8: 2). Все это время «искушали Меня отцы ваши, испытывали Меня, и видели дело Мое; сорок лет Я был раздражаем родом сим, и сказал: это народ, заблуждающийся сердцем; они не познали путей Моих» (Пс 94: 9–10).

Не исключено, что, говоря о приближающемся конце света, Серапион мог ориентироваться на ближайшую дату кириопасхи: 1285 год. Не этот ли год он имеет в виду, говоря о скором истечении сорока лет?

Чем же был вызван гнев Господа на Русь? Для Серапиона ответ вполне однозначен:

зависть умножилась, злоба нас держит в покорности, тщеславие разум наш вознесло, к ближним ненависть вселилась в наши сердца, ненасытная жадность поработила, не дала нам оказывать милость сиротам, не дала познать природу людей — но как звери жаждут насытить плоть, так и мы жаждем и стремимся всех погубить, а горестное их имущество и кровавое к своему присоединить; звери, поев, насыщаются, мы же насытиться не можем: того добыв, другого желаем!

Поэтому Серапион еще раз риторически вопрошает:

Почему не думаем, что́ нас постигнет, пребывающих в жизни такой? Чего не навлекли на себя? Какой казни от Бога не восприняли? Не пленена ли земля наша? Не покорены ли города наши? Давно ли пали отцы и братья наши трупьем на землю? Не уведены ли жены наши и дети в полон? Не порабощены ли были оставшиеся горестным рабством неверных?

Что делать?

По мнению Серапиона, приближение конца сорокалетнего срока требует незамедлительного отступления от всех непотребств, которые совершались до того на Руской земле. Иначе народ, населяющий ее, будет проклят Господом и не войдет в Царство Небесное: «Принеси в жертву Богу хвалу и воздай Всевышнему обеты твои, и призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня» (Пс 49: 14–15). Пока же, по мнению Серапиона, его паства порочна. Несмотря на все грозные знамения, она так и не отказалась от неправедной жизни и не покаялась. И вот результат: нашествие, последнее предупреждение…

Единственный выход, который видит проповедник, — возврат к жизни по божественным заветам. И продолжает:

Если же в чем совратимся, опять к покаянью прибегнем, любовь к Богу проявим, слезы прольем, милостыню нищим по силе сотворим, если сможете бедным помочь — от бед избавляйте. Если не станем такими — гнев Божий будет на нас; а всегда пребывая в любви, спокойно мы заживем!

Серапион ссылается на библейскую историю Ниневии (Ион 3). Господь хотел уничтожить этот процветающий город за то, что он был полон беззакония. Жители же Ниневии, узнав об этом от пророка Ионы,

не медля, тотчас отошли от грехов своих и каждый — от бесчестной стези своей, поборов свои беззаконья раскаяньем, и постом, и молитвой, и плачем, — от стариков и до юных, до самых младенцев, которых на три дня от молока отлучили, даже и до скота: и коням, и скотине всей пост сотворили. Так умолили Господа, от казни его освободившись, Божию ярость переменили на милость — и погибель избыли <…> Бог, увидев в сердцах их истинное покаянье, увидев, что каждый из них отошел от своего зла и делом, и мыслью, — милость несчастным явил.

Вот пример, достойный подражания!

Еще одним образцом для христиан, как это ни покажется странным, по мнению Серапиона, могут стать сами захватчики. На это обратил