Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

всякий миг, одержим желаньями добра и зла; сердце его – узел страданий. Сырами, блинами и обилными мясами приманивают в Умасленки духов, а после изгоняют у Огня заклинаниями в круговом пля-сании, и вси ядут угли. После очищения, с полудня восьмого дни, творятся Съездки – наряжают коней, и в торжественных одеждех объезжают на санех сородичей; едут и по окрестным селищам и во грады, идеже бывают большие торжища. Подлетки повсюду катаются с ледяных гор, паробки сходятся на кулачки, а причащенным Роду дозволено целоватись за выкуп.

Что есть праздник? – моление о насущном. Але не молениями приближаются к Истине, услаждая ся в томлении дней, но жертвою; и не есть лишь жертва закланная, но и незакланная, – сам человец завсёды простерт на жертвеннике. И се праздник – вспомин (человека) о себе через бозей и о бозех через себя; очищение души от суетных забот и пустой памяти; аки в стойле выметают, тако и в душе следует, инакш не различите жизни от подобия, тока событий от песка времён, правды от пустого слова о ней. Отгуляв праздник, впроси ся нелицеприимно: что открыто глазьми и мыс-лию в мире, егда опустил натруженные руки? И кто не припомнит, праздновал ли? Не был ли при сем?

Мирослав не боялся обнажитись, понеже искал; только ведь мнящий, что нашел, боится явить (пред всеми) свою голь. Неколи на общем обеде Мирослав впроси Веско, волхва племени: «В чем суть жизни, владыко?» Отрече: «Во всем, особливо же, чтобы дать людем пример и образ, ибо (это) всего тяжёле, а нужа всего болып». Рече князь: «А коли проще и яснее? Вот для меня, для меня?» Нахмурился Веско: «Под тя приспособити Истину? Содеяти Солнце свечою, дабы взяти в руку? Снова о власти думы и терзания, о славе, о злате, о влекущей деве. Скучно мне – все будет; скучно мне – все было; скучно мне – (от всего этого) ничего не осталось». Мирослав же не уймися: «Аз не ради того, чтоб осталось, ради насыщения души. Чем сытит ся?» Отрече: «Безумной отвагою, больш ничем. Самые великие подвиги незримы, самые солодкие плоды точимы гнусным червем. Терпети нестерпимое, славитись бесславием, знамениту быти во устех забвения, не с надеждою, что поймут или пожалеют, с надеждою, что повторят и ужаснутся невыразимости боли, – се имя Истины». Проникнути в Слово – не то же ли, что проникнута в человеца? и в Нем беспредельное сокрыто, але как вызнати? и как наполнити памятью, еже необъятна? Менее затронут Новоуставленьем Солнцеворот, еже называют исстари Купалье, ибо очищение родей свершается бегущими водами; от иных услышишь ныне Ярило, и то неверно: Ярило – початок Купалья, имя новорожденного Даждь-бога. Се припевы в Дреговичех и в Руси, и в Полянех:

Ярило, Ярило,

дай жито и силу,

дай землю и воду,

и скотью породу,

дай крепкое племя

и легкое стремя!

Купалье починается о самый долгий день лета, егда завершен укос и сложено сено, и сеятель лицезрит ниву, прося у бозей; урод и неурод ведь от снисхождения и милости Ярилы: от него тепло, и свет, и ветры, и дожди, от него расплод всякой летучей, ползучей и ска-кучей твари. За три дня до Купалья, в Распряженье, мужи выгоняют скотей на пастьбу, оставляя луговати; чистят клети, подклети, стойла, закрома и голубяни, посыпая золой и толченой крапивой и полынью; жены и девы скребут, моют и выметают, в избах полы устилают свежей полынью, двери венчают ярилиным оком; из ярицы и гречи готовят сыту, лапшу, блины, пекут хлебы и квасят квасы, сносят в дом огороднину; сами же ядут кисели овсяные, холодные щи и всякую зелень. В ночь ловят рыбу сетью, острогой не бьют, понеже рыба потребна быти живой, и сажают в морды; кади же со хмельем еще запечатаны. В стародавнье медовые браги и хмельные зелья держати по семьям возбранялось, се бысть забота общины, и хмелились сокупно в уставные дни; иные скажут, винопитию пристрастилась словень от Скуфи; более достойные ручаются, нравы поколеблены хунеми, от Скуфи же воскурения конопель, дурмана и лешьего лыка, обычай почти забытый; в Дреговичах не воскуряли вовсе, разве что холопичи и кенды; прежде меды варились общиною к свадьбам, поминальным тризнам, к Купалью, Русалочьей седмице, Корочуну и Первоснежью; подносили еще недужным и раненым. А злого вина не пили даже на княжих застольях, считая отравой. И было позором везти хмелье на торжища. Пристрастившихся пороку (винопития) изгоняли из общины; умерших с перепою хоронили в скотей яме. Ныне же, како вижю, обычай иной; воротившиеся из походов, идеже причаствовали застолью руси и варязей, тянутся хмелитись, хваля обычай; хвалит чюжое (человек) от скуки жизни своей и от тягот ее непреходящих; потребны подпоры, чтоб устояти валкому.

Накануне Купалья, с полудни, оставляют работы и гасят очаги; каждому вменяется наряжати ся в обнову, а у кого нет, возьмут у старейшины поясы и рядно. В Ярилин день выходят из домов до света и стучат в горшки палкою, с первым лучом разбивая (их). Затем в чистых одеждах идут в капище класти требы. Жены и девы в венках из полевых цветов, у жен свои венки, у дев, не познавших мужского ложа, свои и у отроковиц свои, – всякому приметно. Старейшина отбирает из стада жертвенных быков или овнов, или иное скотье – по имению общины. Мужи несут белых ку-рей, и старейшина указует подобающую птицю; принесший вспомогает волхву при заклании, прежде других получая с общего стола. Умерщвляя петуха, волхв кровию окропляет жертвенный камень; петух подлежит Огню; жены и девы мечут Огню венки из ярилина цвета; чей сгорит, того жертва принята, а чей не сгорит, тот немедля пойдет и даст откуп Домовому, какой назначит волхв. Прежде чем поглотит Огнь, петуха извлекают, и волхв гадает по внутренностям о грядущем общины, и если предсказание худо, умножают дары, жертвуя голубей или горлиц; если (и этого) мало, приносят в жертву священного журава; если и журава недостает, волхв объявляет о желании Огня людьской крови; и приносят в жертву свершившего последнее преступление, достойное казни; иноземцев жрети Яриле не принято, только Перуну и на бранном тризнище. Прежде в иных родех по Словень-ской земле, сказают, приносили Яриле младенца, рожденного последним; одевали в дорогие одежды, покладали в челн и пускали по течению. Се баснование правдиво, ведь и до сего дни в утро после Купалья девицы и паробки рыщут по рекам младенца; кто найдет живого, Еозьмет (его) сыном, и то знак божьего расположения;