Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

Володимир не всхотел следовати его совету – перенята подземные колодези, откуда пили корсуньцы. И стали насмехатись греки над бессильным от безначалия войском. Возмутились мужи супроть Володимира и (тем) понудили его раскопати деревляные трубы и отвести воду. Изнемогая, послали корсуньцы в Царь-град. И се предложили послы от цесаря замиренье. И согла-сися Володимир, потребовав залогом Анну в жены себе и нового ряда для гостей, утесняемых в Царь-граде безмерной пошлиною и унизительным постоем; а еще велел не наускивать печенезей супроть Русьской земли, признав, что он, Володимир, вершит в Хорватех и во всех землях до Дунавы, а болын никто. Реша греки: «Много просишь, даешь мало». И тогда взял Володимир Корсунь; войдя в город, заточил именитых кор-суньцев в темницю, грозя смертию. И передали от цесаря: «Христись нашей верою и возврати Корсунь, получишь искомое». И обещал Володимир, але дружина возроптала: «Ужли велик князь, сторонящийся своих бсзей?» Добрый же уговаривал, того прельщая, того стращая, перед третьим бия себя в груди: «Его право, хощет женитись, беды земле не будет; не минуем, коли рассоримся с грецеми». Свидетельствует Мирослав: было то ложью и бесчестной игрою, и ступали шаг за шагом, ведая гнусность человеца: скажи (ему), хоще-ши отняти жизнь, возмется за меч; скажи, лишишь сладкого пития, возопит, але стерпит; завтра уже послушно войдет в узилище, а послезавтра покладет голову на плаху, думая: аз есмь одна хлебоясть, может, и взаправду повинен? Было давно сговорено в Кыеве, и держали от всех в тайне, еже готовы отречись от бо-зей и приняти гречскую веру, дабы навязати Русьской земле, и только выдавали ся за понуждаемых судьбою. И что роптавшие? кого, опричь себя, почестили ропотом? Заткнул мелкие глоты Володимир, раздавая злато и паволоки. Сам же прикинулся хворым; и объявили, что слепнет и вовсе ослеп. Рече Володимир к волхвам: «Возможно ли найти врачевателя, чтобы вернул свет очам?» Отреша волхвы: «Николи. (Ты) ослеп, ибо замыслил поступитись зрением исконной веры и светом обычая». И смолчал Володимир, готовя волхвам скорое посрамление. Смиренно повторял: «Не прошу понимания, ведь не поняли и себя, не прошу и прощения, простили только себе, прошу сочувствия, ибо завтра поменяемся местами». И что ни день, жертвовал Перуну, – сице смущал гридей, отвращая заговор.

Когда же привезли в Корсунь Анну, и попы от грек христили Володимира, восклица в притворном изумлении: «Прозреваю в сей миг! Хвала те, Господи!» И возвестили войску о чюде, и вестники вострубили о необычайном исцелении. Рече Володимир: «Кто друг мне, христись след за мною». И христились иные из столоз-чих великого князя, те, что ожидали себе корысти. Христился и Добрын, Мирослав же отверг с негодованием. Впроси Володимира Куконос, владыко Кыевской земли: «Хощеши ли христити русьских людей позорною верой?» Рече Володимир: «Не стану таити сокровенной думы. Христясь сам, еще не хотел, а узрев ся в стаде христовом и ощутив божью заботу, всхотел, потому что прозрят и они». И было лицемерием. Рече Куконос: «Отъезжаю от тя, отныне лишний в свите». И задержал его и других волхвов Володимир силою, боясь, чтобы не стали смущати Русьскую землю и не восставили людье супроть стола. И просил за волхвов

Мирослав, але без пользы. В разочарованье рече Мирослав к Добрыну: «Вот начало конца обычая и русьско-го духа, быти неисчислимым бедам, станет хрищение пагубнее призвания варязей, оскопит волю и охолопит сердца, приидут греки, и заговорим чюждым языком». Отвещал Добрьш: «Потщись вникнути, не приемлющий. Толкает ведь отречись не одна подлость, але и честь, не одно безнадежье, але и надежда. Случается нужда порою, хоть и восстает совесть и негодует разум. Алчет по земле дух, погибелью грозит голод его». И не согласися Мирослав: «В мудрых устех правдивы лживые словы. Але что правда в словех? – рыба в окияне. Зачем державный стол, коли плачют дети его?» И заспорили, и защищал Добрын Володимира, Мирослав же порицал обоих: «Можно купити чюжого бога, согреет ли душу? Можно наняти в Грецех и врачевателей, и зодчих, и книжников, прибавится ли красоты и богатства? Не верим в себя все больше, чюжим препоручаем судьбу – страшнейший недуг; все иное излечимо. В Царь-граде из русьского меда варят сосучки, а русь-ские купцы набивают ими короба и везут, яко диво. И вот уж презирается родной обычай и славится чюже-земный».

Вернися Володимир из Корсуни в долгом лодейном обозе: тамо великая княгиня со служками и отроковицами, тамо попы корсуньские и царь-градские, тамо богослужебные книги, тамо церковные сосуды и благовония, тамо одежды, иконопись и распятия. Только Ана-тас пришел в Кыев с чадеми и холопеми, со скарбом и утварью на десяти лодьях. Поднят был к первым мужам верткий зловред, тень грядущей ночи Володимиро-вой, и возносился все выше, бесстыдно насаждая при дворе ловчаков и проворников из Грек, своих сородичей. Сице повсюду: теряющий величие или заурядный все более опирается на новоявцев, источенных пороками и злым умысльем; возвышают разумных разумные и достойных достойные; окружение вестит о князе прежде его словей. Замечено предками, и превозмочи не дано державному мужу: знати и употребляти знание – одно ли? Мало хотети, надобь умети; мало и умети, надобь деяти; и деяти мало, надобь сеяти добро, и се доступно немнозим, ибо сердце доброго всегда кровоточит. Анатас же из заезжих разносчиков лука в Царьграде; отец его исхитрился польстити цесарю, в день светлого рождения раздавая бесплатно рыбу и лук. И сказали подкупленные им, указуя: «Се муж бескорыстный и честный, возлюбивший багрянородного. Иде-же еще сыщеши (такого) среди мздоимцев?» И доискался, ради чего хитрил с сородичами: поручили ему доставляти овощь для цесарева двора. Прибытно торгуя, озолотился и возвысился, але прометнулся вскоре и впал в немилость, вступив в сговор с ворогами цесаря; бежал в Корсунь, идеже подрядися зиждити пристань и церкву, и паки озолотился. Анатас, сын его, бысть уличен в подлогах; совратив дщерь знатного мужа, взял ее в жены и вскоре хитростию завладел имуществом ее отца; хитростию же сделался управителем торжищ и назирателем пристаней; схвачен за лихоимство, але помилован при осаде, после чего перекинулся к Володимиру. Повещю подробно, ибо Анатас подпирал христителей |85. Бози покарали его за мерзкие деяния: поражен ужасным недугом, недвижен, погнил заживо; род же его не прекратился, хотя иные из детей впали в безумие, другие погибли в гнусных развлечениях и бесчестных затеях. Зло часто не карает ся тотчас, але возмездие неотвратимо; бози не торопятся в надежде на раскаяние; ведь разрушая чюжие храмы, разрушают прежде всего свои, и всякое добро иссякает прежде из сердца (человека),