Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

помиловании»; сам же со сторожеми бросился вдогон и тем остерег мужей Ольсича 194; средь суматохи появися Мирослав с писцом и глашатаем и взошел на крытую кое-ром Горку. Рече Мирослав: «Кто даст народу разум больший, нежели тот, которым он владеет?» И поведал о хрищении в Кыеве и о споре с Ольсичем. Говорил неторопко и разумно, але без успеха: мнозие новости ведь вредят разумению, и вече любит слушати не о мудрости, но о своем желании. Реша турьские мужи: «Кыевцы тамо, мы еде; болит сильнее, что при нас. Верим те, князю, але внемли и Ольсичу: обессилело людье от раздоров и злочинии властолюбецеи, что ни лето, урезают при переделах землю, отчаяли смерей; не осталось веры к держителям. Пусть и наследуют, да только вернут справедливость и спокой, уймут разврат и остерегут смутьянов. Пусть и наследуют, поклявшись, еже не преступят обычай, како преступают». Воскли-ца Мирослав: «Самогубцы, не ведаете, еже творите. Потеряв совесть, можно ли вернуть честь? Похерив обычай, что уповати на клятвы?» Люди же закричали сердито, осекая: «Замолчи!» Не велит князю обычай словити более двух раз, разве что отвечая. И было, будто Мирослав уже неугоден, и стали глаголити люди Ольсича, и не гнушались подлостью, понося Мирослава; за него же никто не вступался. И се приблизился к Мирославу отрок от Велиги, подручника, и передал его словы: «Заступлюсь за тя и поворочу людье, ты же обещай вперед исполнити просьбу». Сказал воевода: «Соглашайся». Мирослав отверг: «Покуда князь, честен, а бесчестному и в холопех не ходить». Меж тем потребовали ольсичи: пусть (Мирослав) покажет о своем имении, не утаивает ли полюдье. И возбудились вечцы, и содеялся шум велик; хватали за платье Мирослава, и было позорищем, он же молчал. Владыко Череда, стоя рядом, ободрял: «И се стерпи, минет час безумия. Указчиками старшим назначили бози младенцев, судией мудрых призвали глупцов. Прости людем и неправду, ибо ты для них, а не они для тя. От них обвинение, но от них и прощение, от них хула, от них и слава, от них грязь, от них же и чистота. Прежде сотворены народы, а потом мудрецы. Прости им и николи не требуй и не ожидай благодарности, николи не прикрывайся ими и не обеляй себя заботою о них; жертвуй для них безгласно, ибо ничего нет человецу в мире, кроме них, кроме радости, от них нисходящей, и обиды, причиняемой ими». Отчаявшись, сказал от себя Бусл отроку Велиги: «Пойди к господину своему, будет исполнено желание». И поднялся на Горку Велига, муж многославный, умевший скрывать пороки, и речь его была долгой и гневной; не прибавил к Мирославу, но вече вдруг умолкло, и просветлились люди, и унялась смута в душех, ибо минул час безумия. И впросил владыко Череда, егда окончил Велига: «Что, мужи, оставим Мирослава?» И закричали: «Да будет (так), владыко!»

Вернувшись домови, впроси Мирослав: «По своей воле услужил Велига или по наущению?» И признался воевода в своеволии, Мирослав же опечалился: «Не ведаю, что попросит, але попросит много, недаром рассорился с Ольсичем. Не потянула бы жажда его больше ковша моего». И совещался с друзиями о грядущих заботах. Рече владыко Череда: «Коли уж вече заколебалось, сохранить ли обычай, погибнет он». Рече воевода: «Берегись Ольсича; вели выслати из Турья, идеже и кум его, и сват; Дрютьскому же князю прибавь за счет ольсичей». Мирослав рече: «Не трону Ольсича, не стану враждовати с градскими общинами, пусть плетет сети на виду, а не за спиною. Велига же и без того сильнейший в Дреговичах. О брате забота моя и о деревляньских князех». Рече владыко Череда к Мирославу: «Древо к воде пригнулось, дабы укре-пити корени и не упасть в воду. Наклонись и ты к не-ДРУгу, дабы вырвати меч из рук его. Пошли Видбора посадничать к дулевцам и кроснам; спорят меж собою, ссорятся с кобореми и ятвязям грозят [195-196]. С княземи деревляньскими, что ныне заодин с Ольсичем, поступи так: пусть Буен Бык посадничает в лотвичах и вйдни-сах, берет полюдье в летьголи, уряжается с полотою и ловит с кривичеми диких варязей [197]. Немизь же пусть правит твою волю в скоболех, еже сварятся с ольсиче-ми». И не принял совета Мирослав, говоря, уповают в общинах на порядок и правду, что им новые погонялы и нахлебники; пойдут посадники с домочадцами и челядью, с разным допоможным чином, кто напитает (их)?

И позвал Видбора, и узнал, не ворог ему брат, но отягчен бременем жизни и едва влечет. Рече Видбор: «Не хощу боле ни мирити, ни ссорити, ни дарити, ни от-нимати, змеи округ опостылели; аз есмь не посадник, но торговец страстями и ловец пороков, обрыдло притворство сторонних, и свое невмоготу; стыд потерял, и жажда жити пропала, нет больше чистой радости». И оставил Видбор посадничество, и дом свой, и семью, и посвятил ся богам, отшельничая. Удручась велми, Мирослав не стал претися и не осудил брата, превоз-могша немало напастей: единый сыне умре в юных летех, дщерь, совращена нечестивцем, утопилась от сраму, а любейшая из жен сгорела в пожар, испустив дух на руцех Видбора; сам не раз иссекался ятвяземи и чуть не загинул на ловех от медведя; вещун же предрек (Видбору) двойную смерть – от яда и от ножа. Рече Мирослав: «Брате мой чтимый, бысть неоскудна милость твоя ради мя, немало проблукавша по чюжим землям, не презри заботу, ступай в Заславье, идеже удалившиеся от скорбей судьбы, – и прежний влады-ко волыньский Скордята, и болгарьский пленник ума Чстень; серед достойных сыщеши успокоение усталому сердцу».

Были у Мирослава в Заславье, отчем владенье, два терема; один о трех ярусех на гранитных валунах, столь красив, что, увидев однажды, Болодимир, великий князь, впроси: «Кто, вдохновленный Влесом, воздвиг сию райскую обитель?» Узнав же, упросил умельцев в Кыев, дав общине и Мирославу отступное в сорок гривн. Распустясь с Рогнед [198], просил продати заславьский дворец, Мирослав же подарил с прилежащей землею в десять поприщ; отдал Болодимир (дворец) Рогнед, и поселилась в нем. В другом тереме, при святище, приветил Мирослав волхвов и отшельников. Тамо нашел пристанище Видбор, раздавший пред тем имение: половину родичам, половину святищу Мого-жи в Турье – на голодающих и сирот.

По уходе Видбора упросил Мирослав посадничать в родех, не колебнувшихся в верности, воеводу Бусла; се быша радичи, нёвры, карговичи, венты, сутйны, беличане и любичи [199]. Воеводити же стал Севко, старшина Менесьских общин, беличанин. И позвал Мирослав в дом свой Ольсича, идеже с глазу на глаз остерегал