Страницы из дневника - Владимир Амфитеатров-Кадашев

Но хорошие его качества видны лишь самым близким к нему людям, а большинство видит чепуху «тейлоризации» и смеется. Парамонов, как практик и деловик, его просто не выносит. Между ними идет ожесточенная борьба, и, говорят, Чахотин всецело поддерживает екатеринодарский натиск на шефа. Но люди проницательные представляют, что и здесь получится «жук в молоке» — если победит Парамонов — Чахотина «уйдут». Если победит Чахотин — его тоже «уйдут».

XVII. РОСТОВСКАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

(февраль—март—апрель 1919 года)

/.../ Тревожные слухи растут, хотя на фронте несколько лучше: на западе отбили Мариуполь и Юзовку, в центре — попридержали большевиков на Донце, на востоке отбросили их от Великокняжеской{258}. Видел сегодня сестру милосердия, только что вернувшуюся из освобожденной станицы. Рассказывает ужасы — по улицам валяются трупики маленьких калмычек, разрубленные пополам. Тем не менее, тревога растет, нехорошо в Европе: вчера передавали как верное известие, будто бы в Англии вспыхнула революция, Ллойд-Джордж убит, король и парламент арестованы, провозглашена республика. Это, конечно, чепуха. Но все-таки любопытно, что жиды, сообщившие мне об этом в «Гротеске», говорили с нескрываемой радостью. Никак не могу понять, почему у этой расы такая приязнь к «республикам»? /.../

_____

Шеф из Екатеринодара явился побежденным. К.Н.Соколов повел против него бешеную атаку, обвинял его в потворстве социалистам (Сватикову), в заполнении министерства евреями, в левизне и т.д. Хотя все это вздор (ну какой Сватиков социалист! просто толстый болван, — хотя, впрочем, это часто, если не всегда, совпадает), — Драгомиров поддержал Соколова. Особое совещание в большинстве голосовало против Николая Елпифидоровича (Астров воздержался), и Николаю Елпифидоровичу осталось только подать в отставку. С ним вместе уходят Севский и Крюков, протестуя «против оскорбления, нанесенного казаку», как сказал Севский. Уходит, само собой разумеется, и Сватиков. И — самое неожиданное — уходит Чахотин, вдруг возмутившийся «недопустимым отношением к Парамонову». Лембич поспешил возвестить екатеринодарской газете также об уходе моем, и Павловского, и В.А.Знаменского. Действительно, мы подали прошения об отставке (Севский меня от этого сильно отговаривал, находя, что это совсем не нужно), но Парамонов их отклонил. Со мною он был до крайности любезен, видимо, его тронула моя солидарность, и, читая мое прошение, он все время напевал «тум-тум-тум», что у него является знаком наивысшего довольства. Прошения не принял, заявив: «Вы, Владимир Александрович, нужны Отделу, и Константин Николаевич (то есть Соколов) был бы очень недоволен, если бы я вас выпустил».

_____

Мое отделение наконец сформировано: я добился прекрасной комнаты, рядом, за перегородкой, устроили маленький зал для просмотра и некий эмбрион лаборатории, отчего у нас сладко пахнет грушевой эссенцией. Многие говорят: тяжело! Но я люблю этот профессиональный запах, так же, как и другой профессиональный запах — типографской краски. А самое главное, мы, несмотря на суматоху, успели составить первую картину, конечно, типа «Патэ-журнала» (сюда входит — портрет Корнилова и его изречения, похороны жертв в Пятигорске, день 3-го февраля в Новочеркасске). Думаем на следующей неделе начать показывать в «Soleil».

Валькирии

Одной из особенностей южных армий является большое количество женщин, сражающихся в наших рядах. Этого, говорят, нет ни у Колчака, ни на других фронтах.

В Ростове постоянно встречаешь молодых девушек и дам, одетых в солдатскую форму, иногда (даже чаще) с офицерскими погонами (их легко производят). Я имел удовольствие знать многих лично: очень любопытно. Явление это, в сущности, не новое, наблюдавшееся еще во времена Большой войны, но сейчас страшно участившееся. Насколько я могу судить, здесь мы имеем дело с тремя типами, с тремя побуждениями.

Во-первых, казачки — они, по самой натуре своей, мужественны и воинственны, дочери военной доли: с детства умеют ездить верхом, стрелять, закалены и здоровы. И, в сущности, нет ничего неестественного, что, когда их домам, их родной земле начала угрожать погибель, они схватились за оружие, тем более, что настроены казачки гораздо крепче, непримиримее и смелее, чем их мужья и братья. Но казачек-добровольцев почти не видно в тылу, они остаются на фронтах, причем очень часто совмещают роль солдата с ролью сестры милосердия. В бою — с шашкою, с винтовкой, после боя — с бинтом и ватою. Нередко, по миновании опасности, они мирно возвращаются к домашнему очагу. Это безусловно, самый чистый, героический, благородный тип наших Жанн Д’Арк.

2). Романтические головки из интеллигентных и аристократических семей. Романтизм здесь бывает самых разнообразных градаций — от беззаветного горения, патриотического порыва, до полубезумной истерики. Возбудители его тоже разнообразны: встречается патриотизм чистого вида, как у Али Д., у которой я впервые в жизни встретил ощущение Родины как живого существа (очень интересная, вообще, девушка, с огромным мистическим опытом); но чаще патриотизм бывает смешан с чувством личной любви к определенному человеку — мужу, жениху, любовнику; такова была кн. Черкасская, убитая под Таганрогом, неразлучно следовавшая за своим, тоже впоследствии погибшим, мужем, такова Джульетта Добрармии (как ее называли) — Нина З., не захотевшая расстаться при оставлении Ростова в 1918 г. с женихом (ему было 19, ей 17 лет), мужественно переносившая все тяготы Ледяного похода и трогательно погибшая вместе с женихом в одном бою; такова Золотая Люся, очаровательное существо, в которое был влюблен весь ее отряд, но которая любила только своего жениха, молодого поручика, и пожертвовала за него жизнью: больной тифом он был оставлен в пустой хате и попал в лапы большевиков вместе с не хотевшей его покинуть Люсей. Видя неминуемую гибель, она придумала такой героический выход: выдала больного за мужика, хозяина хаты, намекнув, чтобы замести следы, что офицер спрятан где-то в другом месте. Большевики поверили, оставили больного в покое и подвергли Люсю жестокой пытке, добиваясь, где же офицер? Люся все снесла и не выдала. Наш разъезд, налетев на хату, истребил большевиков и нашел бессознательного тифозного и истерзанную до полусмерти Люсю.

Они были спасены, но, к несчастью, кроткая девушка не вынесла мучений и умерла через несколько дней. Такова, наконец, М.Н.Т. — скромная, черноволосая дама с печальными глазами, похожая в форме на студента-первокурсника, жена видного адвоката в одном из городов Северного Кавказа. Она влюбилась в офицера, остановившегося у них во дни короткого (прошлым летом) занятия ее родного города Добрармией; влюбилась мгновенно: coup de force, бросила семью и с той поры неотлучно следует за новым избранником.

Иногда, впрочем, побуждения бывают далеки от любви. Например, одна барышня, еще совсем девочка, гимназистка шестого класса, ушла в армию, чтобы искупить грех старшего брата, ярого большевика. А зарубленная в схватке под Белой