Григорий Сокольников: невыученные уроки нэпа - Игорь Станиславович Прокопенко

[Из открытых источников]

Наказание «чубаровцев» стало показательным. Семерых расстреляли, основная часть обвиняемых получила большие сроки, двое были оправданы. Вскоре целая вереница похожих показательных процессов прошла по всей стране, наказание за хулиганство ужесточили.

Однако подобные социальные метаморфозы не проходят бесследно, поэтому «хулиганство» как стиль жизни трансформировалось, но не исчезло. К концу 20-х сформировался новый тип хулигана, ставший своеобразным «подарком» советскому обществу от задушенного к тому времени нэпа:

Это человек человеком, чаще всего даже «свой парень». С рабочим номером и партбилетом в кармане. Его орел – буза, мат, скандал, мордобой. Его царство – пивная, бульвар, клуб, киношка. Это он – король окраин, властелин предместий, гроза темных переулков.

Нэп был сломлен за несколько лет, нэпманы вскоре после этого были забыты, но дух нэпманского мещанства продолжал подтачивать советскую мораль вплоть до распада СССР. Слоники сменялись то палехскими шкатулками, то югославскими стенками, то джинсами и модными пластинками, порождая постоянный диссонанс между провозглашаемыми ценностями и реальной жизнью советского социума.

Сейчас открытую любовь к деньгам, вещам и удовольствиям осуждать уже не принято, напротив, неудачниками и сумасшедшими часто считают приверженцев высоких моральных идеалов. И новая экономическая политика сыграла важную роль в установлении этого порядка.

Глава 7

Новые вкусы: культурная жизнь в период нэпа

Нэп оказал мощнейшее влияние на культурную жизнь страны, на формирование нравственных ценностей, морали, на отношение к материальным благам. Нэп не только совпал с революцией нравов, но и стал ее модератором. Роскошь злачных мест коммунистической России соседствовала с аскетизмом фанатичных слуг нового режима, блестящая классическая образованность «спецов» – с жесточайшим невежеством кратковременных хозяев жизни из «народа».

Сцена из спектакля. 1920-е

[Из открытых источников]

Противоречия нэпа нашли свое отражение в музыке, литературе, изобразительном искусстве, театре и кинематографе. Так как по уровню культуры и образования нэпманы не отличались от остального населения, классическое искусство новых богачей интересовало мало.

Творцы оказались наедине с рынком, лишившись государственной поддержки. Обладателей творческих профессий приравняли к частникам, тем самым увеличив налоги. Многие культурные учреждения и деятели искусства, оставшись без средств к существованию, были вынуждены подстраиваться под вкусы наиболее удачливых нэпманов.

Кабаре, варьете и казино: культурные центры нэпа

В результате сталкивались различные, порой взаимоисключающие творческие направления. В 1925 г. участники съезда актеров жаловались, что из-за безденежья вынуждены «заняться откровенной продажей своего актерского мастерства и спекуляцией на сомнительных вкусах платежеспособной публики».

В крупных городах открылись десятки кабаре, экзотические названия которых веселили прохожих: «Павлиний хвост», «Веселый крокодил», «Таверна мрачных предчувствий», «Хромой Джо», «Калоша», «Заверни», «Ванька-встанька», «Кривой Джимми».

Эти заведения стали одной из ярчайших примет периода нэпа. Публика в них собиралась самая пестрая – иностранцы, нэпманы, артисты, госслужащие, проститутки, хулиганы, преступники. Повсюду царствовали легкие жанры, особой популярностью пользовались заведения, где выступали девушки-танцовщицы и куплетисты с нехитрыми песнями на злобу дня – понятные простому человеку развлечения. Процветали танго, фокстрот и чарльстон, считавшиеся неприличными танцами. В залах были расставлены столы, публика пировала, не отрываясь от просмотра. Подвыпившие зрители нередко лезли на сцену, чтобы выразить артистам свое уважение и пригласить их к своему столу.

«Искусство движения». Студия Веры Майя. 1920-е

[Из открытых источников]

Последним писком моды в нэповской России, а затем и СССР стали джаз-бэнды. Необычное по меркам времени сочетание инструментов приводило публику в восторг. Джаз был настолько популярен, что в страну приезжали с гастролями музыканты из Англии и США, к примеру,]azz Kings и Chocolate Kiddies. Участник последней группы Сэм Вудинг поставил в Москве «негро-оперетту».

Рекламный плакат негро-оперетты «Шоколадные ребята».

Ленинград. 1926

[Из открытых источников]

Советский сценарист Владимир Поляков, присутствовавший на одном из представлений, вспоминал:

В 1926 году в Ленинградском цирке на арене, превращенной в сцену, выступал негритянский джаз-банд под управлением Сэма Вудинга совместно с «Негро-опереттой». Спектакль назывался «Шоколадные ребята». В проспекте… говорилось: «Немало людей мечтательно вздохнуло этой ночью, уносясь душой к милой сердцу “культурной” Европе. Неудивительно. Негритянская оперетта, в которой, к слову сказать, нет никакой оперетты, являет собой не что иное, как сконденсированный европейский шантан…» Это написано не без доли ханжества. Обыватели ахали и восторгались элементами шантана… Но настоящие ценители видели самобытный спектакль. «Шоколадные ребята» прежде всего были блистательными артистами, равных которым в жанре ритмических песен и танцев мы еще никогда до их приезда не видели. Среди них была поразительная актриса Форест… изумительной женственности, танцевавшая, казалось бы, в невозможных темпах… Эти «шантанные» артисты исполняли замечательные негритянские «спиричуэле», которые навряд ли могли исполняться в шантанах… [Это] был негритянский свадебный праздник, по ходу которого… разыгрывали друг друга, а некоторые «подвыпившие» гости проделывали немыслимые для трезвого человека трюки.

На волне успеха возникли и советские джаз-бэнды: «АМА-джаз» Александра Цфасмана, оркестр Леопольда Теплицкого и многие другие. Джазовые сюиты, рапсодии писали Шостакович, Минх и многие другие.

Среди мест, в которых выступали джаз-бэнды, были и вновь открывшиеся казино. Их посетителей развлекали лучшие артисты – программа менялась каждый день, провинциальные казино зачастую приглашали к себе звезд столичной эстрады. Атмосфера игорных домов разительно отличалась от дореволюционной – в ней, как и во всей новой экономической политике, чувствовалась недолговечность и искусственность.

«Теа-джаз капелла» Леонида Утесова. 1929

[Из открытых источников]

Леонид Утесов и его оркестр. 1938

[Из открытых источников]

Посетитель одного из московских казино г. Попов вспоминал:

В зале все та же атмосфера кабаре. Смесь неприглядной нужды с парижским, с позволения сказать, шиком. Невозможно отделаться от ощущения какой-то особенной грусти. Безыскусная мишура, переплетающаяся с плохо прикрытой нищетой. Все пестро и дешево. За круглыми столами идет игра в рулетку, в trente et quarante. Столы обтянуты серым солдатским сукном. Цифры и знаки на столах намазаны кое-как от руки. Игральные марки приобретаются тут же в деревянной, кое-как сколоченной будке. Самая низкая ставка – десять миллионов, самая высокая – миллиард. (От 2,5 до 250 долларов!) Все здесь весьма упрощено. С наивной грубостью, без прикрас, все рассчитано так, чтобы поскорее содрать с гостя шкуру.

Власть критиковала эти «гримасы нэпа», считая, что надо поднимать пролетариат до понимания лучших мировых культурных образцов, а не создавать новое и непонятное массам искусство и не поощрять его низшие формы.

В то же время некоторые рестораны,