Крутые парни и второй пол - Сьюзан Фрайман

(а возможно и подпитывавшая) влечение Гейтса к женским голосам и его очевидная идентификация с ними. Сам факт распространения новых и вновь найденных книг черных женщин вызвал серьезную тревогу среди черных мужчин, и постмодернистский идол Гейтса, Ишмаил Рид, громче всех выражал протест против успеха Уокер и ее черных соратниц. Вслед за Деборой Макдауэлл, выделившей среди многих оскорбительных рецензий, написанных черными мужчинами для белых СМИ, эссе Дэррила Пинкни 1987 года, в котором Уокер сравнивается с Ридом[401], я предполагаю, что, поставив Уокер сразу за Ридом, Гейтс не просто добавил в свою книгу женщину, но и спровоцировал жаркие споры. По крайней мере, сам факт того, что в «Означивающей обезьяне» Риду выделяется место между Херстон и Уокер, должен смягчить опасения мужчин по поводу внезапной популярности чернокожих писательниц-феминисток.

Я надеюсь, что моя интерпретация «Фигур» и «Означивающей» показали, что свершившийся в последнюю декаду резкий поворот Гейтса от черных женщин к черным мужчинам был подготовлен его гендерной политикой еще в предыдущие десять лет. В заключение я кратко рассмотрю то, как в книге «Цветные люди» (1994) этот поворот обыгрывается через автобиографические термины и как в «Тринадцати способах взглянуть на черного мужчину» (1997) Гейтс упивается не только мужественностью своих героев, но и собственной журналистской интонацией. Вспоминая о том, как он рос в сегрегированной Западной Вирджинии, Гейтс смотрит в прошлое, как бы сказала Вирджиния Вулф, сквозь свою мать. Его чувство «цветного мира пятидесятых» являет себя через голос его матери[402], и его ранняя версия самого себя сливается с ней настолько, что, по его выражению, «некоторые из ее воспоминаний казались ему его собственными»[403]. В главах, озаглавленных «На кухне» и «Подсевший на любовь», мы слушаем трогательную историю о мальчике, которому уютно на кухне вместе с его мамой, и он с наслаждением вдыхает запахи[404] и наблюдает за женственными телами ее подруг[405]. Гейтс описывает эти сцены в протогетеросексуальных терминах, хотя его героя притягивает к женщинам не только вожделение, но и стремление к идентификации. Он играет с бумажными куклами Бетси Макколл, пока его мать шьет по бумажным выкройкам[406], и помогает ей в готовке, «просто чтобы быть рядом, чтобы поговорить с ней»[407]. Его брат Рокки, напротив, сближается с их отцом через любовь к спорту, и неспортивный рассказчик жалуется, что отец и старший брат жестоко исключили его из их «мужского союза»[408].

Хотя «Цветные люди» – это страстная дань уважения матери Скиппи: ее элегантности и красоте, «поэзии» протоколов, которые она читала в качестве первого черного секретаря родительского комитета, ее роли в образовании сына[409], – центральный конфликт книги заключается в окончательном расставании рассказчика с ней, его взрослении, совпавшем с ее нервным срывом. Конечно же, он был опустошен, когда заметил, что в ее сорок шесть и его двенадцать «вуаль, накинутая на ее жизнь, затмила ее сияние»[410]. Единственной возможностью говорить о ее депрессии стала попытка списать все на менопаузу, и Гейтс признает абсурдность этой ситуации. Однако, как я уже подмечала, Гейтс, как это ни странно, оказывается неспособен разглядеть в собственном рассказе признаки фрустрации и отчаяния женщины, привыкшей ставить интересы мужчин, и даже мальчика, выше своих[411]. Он также в полной мере не осознает значительности финала книги, где он сначала рассказывает о смерти матери в 1987 году, а затем о своем решении сменить имя с Луи Смит Гейтс на Генри Луи Гейтс в честь отца. По его словам, он всегда ненавидел имя «Смит», которым мать нарекла его, выполняя обещание, данное своей подруге Мисс Смит, и чувствовал, будто это имя «лишает его права рождения»[412]. Обретая вновь право на имя отца незадолго до собственной женитьбы, он признался в суде, что делает это «из любви к своему отцу и потому что это мое истинное имя»[413].

Таким образом, получается, что, хоть Гейтс в «Цветных людях» и отдает должное матери, в конце концов он предает ее ради «истинной» идентификации, бессознательно смоделированной по образцу отцовской. Из книги Гейтса становится абсолютно очевидно, что именно его мать, вдохновленная пробуждением черного национализма[414], вела радикальную расовую политику и благодаря своей яростной гордости сумела возглавить движение за интеграцию в их родном городе[415], в то время как его отец упрямо высмеивал новые модные прически заодно с актуальными политическими веяниями. Гейтс пишет о том, как в его подростковые годы, пришедшиеся на 1960-е, он стал называть себя не «цветным», а именно «черным». И поэтому его попытки вывести пробуждение у него политической сознательности из общения с отцом и сверстниками-мужчинами выглядят весьма иронично[416]. Сепарируя себя от матери, рассказчик (сам того не подозревая) пытается подчинить аффективную и политическую логику своего детства более широкой социальной логике, посредством которой подлинная расовая идентичность наилучшим образом утверждается в связке с маскулинностью.

К тому моменту, как Гейтс закончил вступление к каталогу Уитни «Black male» (1994), опубликовал беседу с Корнелом Уэстом о «кризисе черного мужчины» в Transition (1995), совместно с Уэстом написал книгу «Будущее расы» (1996) и выпустил в New Yorker серию профайлов «Тринадцать способов смотреть на черного мужчину» (1997), его аффилированность с черными мужчинами в ущерб черным женщинам стала совершенно очевидной. В первом из этих четырех текстов из статистических данных об афроамериканских девочках и мальчиках (рожденных в бедности и исключенных из школы) выводится закономерность, относящаяся исключительно к чернокожим мужчинам (находящимся в заключении, редко посещающим колледжи). И все ради того, чтобы сделать вывод, что «часто обсуждаемый кризис черных мужчин – не пустая выдумка»[417]. Бедные и лишенные образования черные женщины сброшены со счетов. В следующем тексте Гейтс задает Уэсту провокативный вопрос, чтобы узнать, почему расизм в Америке «больше касается мужчин, а не женщин». В третьем Гейтс, ни минуты не колеблясь, отвечает на призыв Дюбуа к «исключительным мужчинам» возглавить движение черных, а в последнем он весьма подробно останавливается на причинах исключения черных женщин из своего исследования, объясняя это тем, что они живут лучше мужчин[418].

«Тринадцать способов взглянуть на черного мужчину» подкупают своей чувствительностью, а также тем, что Гейтс беспристрастно и откровенно описывает гомоэротическую историю Джеймса Болдуина наряду с более сдержанными мужскими гомосоциальными историями Колина Пауэлла и Луиса Фаррахана. Тем не менее за этими сюжетами стоит попытка доказать предположение, что решить проблемы расы можно, лишь отказавшись от матерей и встав на сторону отцов. Неслучайно книга