Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб

class="p1">В 1911 году карьера О’Фаррелла потерпела крах. Его заподозрили в сливе информации инспекторам, которые расследовали случаи полицейского произвола, и разжаловали из лейтенантов в патрульные, сослали на уличное дежурство в Бронксе и вдвое урезали жалованье, а через несколько месяцев обвинили в получении взятки в тысячу долларов и в обмане начальства при объяснении источника денег. С него удержали месячную зарплату, а в 1912-м позволили уйти в отставку – якобы по состоянию здоровья.

О’Фаррелл переквалифицировался в частного сыщика. «Помогать людям выбраться из неприятностей, – рассуждал он, – дело более денежное, чем создавать их». Уже через несколько недель после отставки он получил лицензию, основал в 1915 году «Детективное агентство Вала О’Фаррелла» и вскоре открыл отделение в Филадельфии. Одним из первых успешных, попавших в газетные заголовки дел был возврат драгоценностей на двадцать пять тысяч долларов, украденных из дома сенатора от штата Нью-Джерси. Производители одежды нанимали его ловить приворовывающих работников и обеспечивать безопасность во время забастовок.

Однако его методы привлекли нежелательное внимание. Один профсоюз обвинил людей О’Фаррелла в избиениях и запугивании пикетчиков и попытался добиться лишения лицензии. Одного его детектива арестовали за то, что тот выдавал себя за федерального агента, а другого обвинили в соучастии в похищении человека. В 1919 году его клиент сбежал из-под суда, предоставив О’Фарреллу разбираться с залогом, и сыщик был вынужден объявить о банкротстве.

Он оправился и открыл офис на углу Пятой авеню и 47-й улицы по соседству с главным зданием Публичной библиотеки Нью-Йорка. Вскоре у него в штате работало больше двадцати детективов и технических сотрудников. О’Фаррелл специализировался, в частности, на возвращении миллионерам их блудных сыновей, угодивших в мягкие лапы бродвейских ночных клубов, а затем – в когти воров и шантажистов. Весьма неплохую прибыль приносили дела, связанные с разводами – «Нью-Йоркер» называл их «Клондайком» для частных сыщиков, – и они сделались основными направлением его работы. В девяти из десяти случаев к нему обращались женщины – они заказывали слежку за мужьями до тех пор, пока не застукают с любовницей. В скором времени О’Фаррелл по уровню жизни уже не уступал своим состоятельным клиентам, включая двенадцатикомнатное жилище в Джексон-Хайтс[37], штат прислуги и шофера за рулем роскошного «паккарда».

Однако его методы вновь подверглись критике. Детективов, которых он отправил в квартиру молодой женщины на поиски мужа клиентки, обвинили в краже браслета с бриллиантами. Когда эта женщина и ее предполагаемый любовник заявились с обличениями в контору детективов О’Фаррелла, завязалась потасовка, щепки и осколки летели во все стороны. Этому компрометирующему скандалу «Нью-Йорк Таймс» отвела почти целую колонку. А потом – еще один случай, когда фигура О’Фаррелла привлекла нежелательное внимание: одна женщина обвинила его в лжесвидетельстве и мошенничестве, утверждая, что его сотрудник завлек ее в отель, притворяясь ее любовником, дабы снабдить мужа основаниями для развода. О’Фаррелл пользовался «довольно сомнительными» методами, как признал руководитель Бюро лицензий Нью-Йорка. Досье ФБР, составленное в 30-е годы и посвященное неоднозначной истории агентства, назвало репутацию организации «неприглядной».

О’Фаррелл жаждал внимания – положительного, отрицательного, любого. Он обожал «видеть свое имя напечатанным в прессе», как говорилось в одной из статей о нем, и знал, что, раскрой он ограбление Ливерморов, его имя вполне оправданно появится в газетных заголовках. И его детективы отправились прорабатывать свои контакты в преступном мире. Их интересовали, позднее рассказывал он, все, «у кого полно денег и кто ими сорит». В надежде на прорыв они следили как за теми, кто уже раньше был пойман на краже драгоценностей, так и за теми, кого в таких делах только подозревали. «Капля за каплей, – добавил он, – собранная информация поступала в офис». Он пообщался со своими источниками в Гарлеме, и один из них за деньги и с большой неохотой выдал имя возможного подозреваемого: Артур Гибсон – человек, знакомый О’Фарреллу по клубу «Мононгахела».

Днем 5 июня в его офис позвонила женщина и сообщила, что Гибсон вместе с какой-то блондинкой едет на поезде в Лейк-Ронконкому. Повесив трубку, О’Фаррелл тут же набрал номер полиции Нассо. До Ронконкомы от Минеолы тридцать миль. Если сделать так, чтобы поезд выбился из расписания, Гарольд Кинг вполне успеет срочно вызвать пару своих детективов, предупредить коллег из соседнего Саффолка и домчаться до Ронконкомы, чтобы перехватить подозреваемых.

* * *

Поезд в итоге опоздал на два часа и доехал до станции только в начале восьмого. Красный «кадиллак» Бэрри ожидал их на огороженной парковке, за рулем – работник местного гаража Отто Беккер, который порой подрабатывал у них шофером. Бэрри с Анной уже садились в автомобиль, когда к ним подошли трое в костюмах и шляпах.

– Вы Артур Гибсон? – спросил один из них, с виду – главный. Остальные достали револьверы и прижали Бэрри к машине.

– Слушайте, если это ограбление, то вот вам мои деньги. Но как только уйдете, я позову полицию.

– Так вы Артур Гибсон или нет? – настойчиво повторил человек. Тем временем к ним стали стекаться другие полицейские в штатском.

– А вы кто?

– Капитан Кинг, полиция округа Нассо. Начальник станции говорит, вы Артур Гибсон.

Охотник и дичь наконец встретились лицом к лицу.

– Да, это я.

Бэрри держал ту самую картонную коробку. Кинг выхватил ее у него из рук, увидел внутри драгоценности и запихнул в карман.

– Вы арестованы.

Глава 22. Признание

Минеола, Нью-Йорк. 1927

– Меня зовут Артур Гибсон, – твердил подозреваемый в ограблении Ливерморов. – Я продавец, а не вор.

Гарольд Кинг со своими детективами в минеольском штабе полиции допрашивали его по очереди. «Он с угрюмым презрением отказывался отвечать на вопросы, нагло отрицая все», – вспоминал Кинг.

В итоге Бэрри признал, что отбыл срок в реформатории Массачусетса за кражу и просидел три месяца в коннектикутской тюрьме за нападение без отягчающих обстоятельств.

Откуда взялись драгоценности в коробке? Кинг с подчиненными оценили их стоимость в пятнадцать тысяч долларов, около четверти миллиона по сегодняшним меркам. Бэрри в ответ утверждал, что это его вещи. Он приобрел их «в Бауэри у одного человека», имя которого назвать отказался.

Бэрри час за часом упрямо придерживался своей истории. «Он был непринужден и чувствовал себя комфортно в течение всего допроса, – рассказал репортеру из “Бруклин Дейли Игл” один из присутствовавших в кабинете, – а его английский сделал бы честь выпускнику университета». Кинг и его люди гордились тем, что отказались от обычных для тех времен методов «третьей степени» – запугивания и побоев. Бэрри – как позднее утверждал один из служащих окружной прокуратуры – допрашивали, «не прибегая к