Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон

Принц Филипп приехал на следующий день и привез с собой сочувствие всей нации. Королева же в момент национального горя тянула время, предпочитая выжидать, а не довериться интуиции. Такая тактика была в ее характере и обычно срабатывала. Она не хотела мешать проведению спасательных работ или бесцеремонно вторгаться в личное горе людей. Но тогда некоторые ее советники считали, что она упустила момент. Один из придворных сказал историку Бену Пимлотту: «Она теперь жалеет об этом и признает, что совершила ошибку: ей следовало бы поехать туда сразу»2.

Спустя восемь дней после трагедии, когда завалы были расчищены, королева посетила убитый горем поселок. Там ее встретила молодая девушка с букетиком цветов. На вложенной в букет карточке было написано: «От оставшихся в живых детей Аберфана»3. Елизавета прибыла туда и как монарх, и как мать. Собравшаяся пресса и жители поселка были благодарны ей именно за это.

Она медленно шла вдоль молчаливой толпы, и страшная трагедия раскрывалась перед ее глазами во всей полноте. Журналисты отметили ее бледность и слезы в глазах. Она посетила дом горного мастера Джима Уильямса, который потерял семь родственников. Елизавета говорила с теми, кто потерял близких, и запланированный на час визит растянулся на два с половиной часа.

Приезд королевы был с благодарностью воспринят жителями Аберфана, но ни они, ни пресса понятия не имели о предварительных спорах между советниками королевы о том, следовало ли ей приехать раньше. Некоторые приближенные считали, что ее колебания были связаны с тем, что она, в отличие от матери, не имела склонности к мелодраматичным эффектам. Это не означало, что она меньше сопереживала, просто она не демонстрировала своих чувств публично. По мнению старейшей королевской обозревательницы Грании Форбс, «она слишком туго застегнута»4. Как заметил один из придворных, она не была склонна к «эмоциональным всплескам», непосредственным и интуитивным контактам с незнакомцами, которыми позднее прославилась принцесса Диана, а потом и ее младший сын Гарри. В последующие годы королева четыре раза посещала Аберфан, и эти визиты можно рассматривать как некоего рода искупление за излишнюю осторожность.

Колоссальная трагедия пришлась на то время, когда лучшие умы во дворце ломали головы над тем, как приспособить монархию к современности. Сияние и блеск церемонии коронации уже давно погасли, а 40-летняя королева вместе со своим монархическим институтом казалась скучной и отстраненной дамой среднего возраста. Она превратилась в «ископаемое», как выражались в то время. Нельзя сказать, что это было плохо. В быстро меняющейся Британии, где общественность горячо обсуждала отмену смертной казни и легализацию гомосексуализма и абортов, монархия служила подушкой безопасности, гарантом уверенности и стабильности. В этом контексте грядущее официальное присвоение принцу Чарльзу титула принца Уэльского – мистический ритуал под названием «инвеститура» – должно было представить монархию в лучшем свете.

К счастью, в Букингемском дворце произошла «смена караула», и общительный австралиец Уильям Хезелтайн принял эстафету из рук умершего командора Колвилла. Новый пресс-секретарь утверждал, что ни сухая проза «Придворного циркуляра», ни бодрые преувеличения бульварной прессы не могли показать и проиллюстрировать важность работы Короны и ее актуальность в современном мире.

Принцесса Маргарет и ее муж-фотограф придавали Короне современный гламурный блеск, однако, – и королева это понимала, – толпы почитателей монархии редели, и интерес к ней падал. Напомнив Елизавете о том, какой мощный импульс общественного интереса Корона получила после телевизионной трансляции коронации, Хезелтайн предложил вновь обратиться к волшебному ящику, стоящему в углу каждой британской гостиной, для новой встряски, так необходимой монархии. Идеи поддержали Маунтбеттен и его зять, известный кинематографист лорд Брабурн. Принц Филипп уже давно стал апологетом телевидения. Он не только настоял – против воли жены – на телетрансляции коронации, но в последующие годы сам снимал и принимал участие в съемках нескольких документальных фильмов. Филипп, всегда ратовавший за модернизацию, считал, что пора создать документальное кино, как бы снятое скрытой камерой, но тщательно срежиссированное и под контролем дворца, которое не только расскажет об официальной жизни королевы, посвященной долгу, но приоткроет завесу над повседневностью членов королевской семьи.

Королева поначалу колебалась. Принцесса Анна и вовсе назвала идею «гнилой»5. Сама Елизавета не только чувствовала себя неуютно перед камерами, – а именно по этой причине она не торопилась переносить свое рождественское обращение с радио на телевидение вплоть до 1957 года, – но она помнила слова экономиста Баджота и опасалась, что яркий свет может разрушить магию Короны. В конце концов королева согласилась, но с условием, что специальная комиссия во главе с Филиппом оставит за ней последнее слово. Какими бы ни были ее сомнения, она понимала, что идет медленное, но неуклонное падение ее популярности. А затем произошло телевизионное чудо, которое, возможно, навсегда изменило монархию.

Фильм снимался в 1968 году в течение 12 месяцев. Главной заботой Брабурна было расшевелить королеву, чтобы она выглядела более естественно перед камерами. В конце концов ему это удалось, и королева постепенно расслабилась. Название «Королевская семья» отражало главную идею фильма – показать королеву как жену и мать, а не только как монарха и главу государства. В фильме есть кадры, снятые в Балморале: Елизавета покупает Эдварду мороженое, участвует в пикнике, разговаривает за завтраком. Официальные кадры запечатлели ее на коктейле в честь британской олимпийской сборной, а также во время еженедельной аудиенции с премьер-министром Гарольдом Вильсоном и на ланче в честь президента Никсона. Королева выглядит уравновешенной, довольно серьезной, но всегда готовой оценить шутку, как, например, во время невероятно затянутой речи американского посла Уолтера Анненберга о строительных работах в особняке посольства США в Лондоне. Когда королева и принц Чарльз обменивались улыбками, готовя салат на пикнике, создавалось ощущение неотрепетированной подлинности. Сценарий 110-минутного фильма написал Энтони Джей. В сжатой форме ему удалось довести до зрителей, в чем состоит ценность монархии и почему она необходима в современном мире. Он доказывал, что само существование Короны служит сдерживающим фактором для чрезмерно амбициозных генералов и политиков. «Сила монархии – не в той власти, которую она дает суверену, а в той, которая ей позволяет ограничивать власть других», – писал он 6. Впоследствии он стал Кавалером ордена Королевы Виктории за заслуги в создании фильма.

Мировая реакция оказалась беспрецедентной. Фильм посмотрели 350 миллионов человек, включая 23 миллиона в самой Британии, что составляло более половины взрослого населения страны. Королевская семья действительно стала ближе своим подданным: британцы обнаружили, что ее представители – такие же живые люди, как и они сами.

Критики, однако, сочли, что создатели фильма совершили большую ошибку, приземлив семейство