Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон

более скромное жилье, а ему отказаться от поло. Это был классический пример dontopedalogy («донтопедалогии»), по выражению самого принца, означавшей «сморозить глупость». Филипп сильно ошибался, если думал, что такими жалобами вызовет симпатии у враждебно настроенной британской публики. Страна стояла на пороге бурного десятилетия промышленных забастовок и политического радикализма, кульминацией которых стали стачки шахтеров и введение трехдневной рабочей недели. Реакция королевы на слова мужа неизвестна, но вряд ли она одобрила бестактные рассуждения на болезненную тему, вполне пригодные для сенсационных заголовков.

Действительно, жизнь королевы проходила во дворцах, замках и старинных поместьях, имеющих историческую ценность, ее коллекция драгоценностей считалась лучшей в мире, а на якоре стояла, всегда готовая к ее услугам, яхта с военно-морским оркестром из 26 музыкантов. Тем не менее, Елизавета II была очень бережлива и стремилась создать образ экономного и скромного монарха. Она выключала свет, экономя электричество, отправляла старшего сына искать пропавший собачий поводок, приговаривая: «Поводки стоят денег» и хранила хлопья для завтрака в пластиковом контейнере фирмы Tupperware. Разговоры о том, что королева была самой богатой женщиной в мире, были сомнительным комплиментом, а королевские советники уверяли, что слухи о ее богатстве были сильно преувеличены.

В мае 1971 года члены парламента создали комитет для пересмотра «Цивильного листа». Выделявшиеся по нему из казны деньги согласовывались в начале правления каждого короля. Средства на содержание монархии включали в себя зарплаты персоналу и поддержание королевских резиденций. Инфляция коснулась и выплат по «Цивильному листу», так что сводить баланс стало непросто. Именно этим объяснялись раздраженные комментарии Филиппа.

Парламентарии были настроены решительно. Их лидер Уилли Гамильтон назвал запрос на увеличение королевского финансирования «самым наглым и бесчувственным требованием денег за последние 200 лет»11.

В конце концов королевская семья все же получила надбавку, но для этого потребовалась упорная борьба. Во время ревизии в поле зрения комитета случайно попали и отношения королевы с ее матерью. Члены парламента открыто потребовали ответа, почему личные выплаты королеве-матери увеличились, хотя 71-летняя вдова уже давно переступила пенсионный порог, и ее общественная деятельность значительно сократилась по сравнению с прошлым. Этот вопрос поставил в тупик даже давних преданных придворных королевы. Финансовые отношения между королевой и королевой-матерью начались со смерти Георга VI. В роли королевы-консорта Елизавета-старшая привыкла быть звездой первой величины. Когда король умер, она с трудом привыкала ко вторым ролям. Ее старшая дочь, невольная причина понижения ее статуса, чувствовала свою вину, и поэтому старалась ни в чем не отказывать матери, особенно если это касалось ее расходов.

В начале правления Елизаветы II королева-мать в переписке с дочерью выражала желание поселиться в великолепном Мальборо-хаусе, где обитала до своей кончины королева Мария. Однако, согласно отчету о королевских финансах и к большому огорчению королевы-матери, для реконструкции памятника архитектуры первой категории[8] потребовался бы слишком большой бюджет в случае, если бы он перешел в ее исключительное пользование. В течение многих лет королева утешала мать как только могла: для нее были восстановлены и Кларенс-хаус в центре Лондона, и замок Мей – груда камней в безлюдной местности на севере Шотландии, которую та купила из прихоти. Кроме того, Елизавета распорядилась расширить для королевы-матери резиденцию Биркхолл на территории Балморала, а также утвердила за ней право постоянного проживания в Роял-Лодж – поместье на территории Большого Виндзорского парка, которое в 1931 году Георг V подарил ее мужу в бытность его герцогом Йоркским.

Даже годы спустя после смерти короля Елизавета просто не могла сказать «нет» в ответ на запросы матери. Королева всегда ей сочувствовала, ведь та стала вдовой в 51 год. В результате у королевы-матери был своего рода открытый счет, которым она широко пользовалась. «У нее полностью отсутствовала традиционная шотландская расчетливость, – вспоминал бывший помощник личного секретаря Эдвард Форд. – Похоже, она совершенно не понимала, что такое деньги». В ее распоряжении находились полдюжины лимузинов, а ее многочисленный персонал включал в себя трех водителей, пять шеф-поваров, пажей, лакеев и дворецких. Королева-мать потакала себе во всем, как будто жила в золотую Эдвардианскую эпоху. Замечаний со стороны Елизаветы никогда не поступало. Все, на что была способна королева, можно свести к записке со словами «Ох, дорогая мамочка», написанной после того, как ее мать потратила небольшое состояние на новых чистокровных лошадей для своей конюшни 1213.

Публичный отчет показал, что штат королевы-матери насчитывает 50 человек, а перерасход составляет $5,6 миллионов. Но большинство наблюдателей, включая принца Уэльского, посчитали цифру заниженной. Как и в случае романтического увлечения Маргарет полковником Питером Таунсендом, королева была готова на небольшую дозу критики в свой адрес, если это требовалось для счастья близкого человека. Теперь Елизавета не возражала против некоторого публичного осуждения трат своей матери, лишь бы та не вступала с ней в конфликт.

Королева-мать обладала невидимой общественному глазу властью и за спинкой трона оказывала огромное влияние на дочь. За несколько преувеличенно жизнерадостным фасадом вдовствующей королевы скрывалась очень консервативная личность с железным характером. Их ежедневные телефонные разговоры напоминали сцену из водевиля, когда оператор на коммутаторе попеременно нараспев произносил: «Ваше величество, ее величество, ваше величество». Старшая дочь не только с большим вниманием прислушивалась к словам матери, но и записывала сказанное. Как бы ни была по временам невыносима королева-мать, Елизавета предпочитала идти ей навстречу, а не перечить. Обычно королева-мать использовала для нравоучений, высказываемых старшей дочери, время после воскресной утренней службы, когда в Роял-Лодж подавали аперитив.

«Ее мировоззрение осталось на уровне довоенного», – говорил о Елизавете-старшей ее бывший личный секретарь. Он считал, что модернизация монархии происходила бы скорее, если бы не постоянное вмешательство королевы-матери 14. Придворные быстро приняли к сведению, что если королева не была очень твердо в чем-то уверена, ее вполне могла отговорить мать. Мнение вдовствующей королевы, каким бы старомодным оно ни казалось, приходилось принимать во внимание. В глубине души Елизавета II сама придерживалась традиционных взглядов и постоянно опиралась на прецеденты из практики отца, а королева-мать, которая всегда находилась рядом, поддерживала такой подход, особенно в семейных делах.

Но даже если королеве-матери иногда не удавалось в чем-нибудь уговорить дочь, как, например, в отношении обучения ее детей, она нашла постоянного союзника в лице наследника трона. Он обожал бабушку и считал ее своей второй мамой. Она же относилась к нему как к сыну, которого ей не пришлось иметь, и безмерно его баловала.

Историк Грэм Тернер писал: «Королева очень любила мать, но часто выражала недовольство тем, что королева-мать слишком потакала слабостям Чарльза. Ей не нравилось, что она оставляла его шалости без последствий, тогда как мягкий