Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

еще не обмелела, поэтому мелей не боялись. Шли быстро, на всех парусах, при свежем попутном ветре. 17 мая Петр уже вновь занял свои покои на Масеевом острове. Первым делом помолился, вторым — осмотрел корабли на Соломбале. Остался доволен: корабельщики выдержали сроки. Через три дня он пригласил всю компанию на верфь и собственноручно подрубил подпоры. Корабль плавно сошел на Двину. Это событие отметили веселым обедом на палубе.

Все же для оснастки, вооружения и окончательной отделки требовалось несколько недель, а долгожданный фрегат из Голландии еще не пришел. Чтобы даром не терять времени, Петр решил посетить Соловки. На яхту «Святой Петр» вместе с ним взошли архиепископ Афанасий и ближние бояре с духовными.

В устье Двины пришлось простоять целые сутки из-за безветрия. В первый день июня, когда, наконец, подул крепкий восточный ветер, поставили паруса и вышли в море. Весь день яхта дыбилась на гребнях волн, вскипавших клочьями серой пены. К вечеру, едва миновали Унскую губу, небо затянуло темной пеленой, и разразилась буря. Порывы ураганного ветра сокрушали корабль, который скрипел всем составом и, казалось, вот-вот распадется под яростным натиском тяжелых волн, перекатывающихся через борта. Отчаявшись спасти судно, капитан и команда предались воле Провидения и вместе со всеми в слезах призывали на помощь Богородицу и святых угодников. Архиепископ Афанасий в своей каюте причащал всех желающих. Петр, приобщившись Святых Тайн из его рук, встал за руль.

В эти страшные минуты стрелец Соловецкого монастыря, лодейный кормщик Антип Тимофеев, взятый в Архангельске лоцманом, решился подойти к царю. Он указал Петру на Унскую губу: спастись можно одним способом — войти туда и улучить путь в Унские рога. Место опасное — там о подводные камни разбиваются суда и не при такой буре. Если государь прикажет, он берется провести корабль по стрежню.

Петр передал ему руль. Тимофеев повел яхту тесным, извилистым проходом между Унскими рогами — двумя рядами подводных камней, далеко выдающимися в море. Правил всю ночь, напряженно вглядываясь в кромешную тьму. Петр не отходил от него. Был момент, когда, поняв, что Тимофеев правит, полагаясь больше на чутье, чем на зрение, он попытался вырвать у него руль, но кормщик пихнул его кулаком в грудь и грозно прикрикнул: «Поди прочь!» Петр присмирел. С каждым провалом яхты в ложбину между волнами он замирал, ожидая предательского треска днища, и каждый раз, когда судно взмывало вверх, с тревожным облегчением переводил дух.

Рассвело поздно. Хмурое утро встретило их проливным дождем, но качка прекратилась — они были в Унской губе. Оглянувшись, Петр увидел буруны, двумя белыми пенными струями вившиеся по грядам подводных камней…

В полдень яхта встала на якорь близ Пертоминского монастыря. Тимофеев валился с ног, на все поздравления только слабо улыбался в ответ. Петр, лукаво подмигнув кормщику, напомнил ему его недавнюю дерзость, но тут же пожалел об этом. Подняв Тимофеева с колен, трижды поцеловал в лоб и в знак особой милости отдал ему свое измокшее платье и пожаловал тридцать рублей денег. На том месте, где он сошел на берег, Петр водрузил крест, собственноручно вырезав на нем загадочные литеры: «Dat kruys. maken kaptein Piter, van. a. Cht. 1694»[18].

Буря бушевала еще три дня. Только 6 июня вышли в море и на следующий день были на Соловках. Здесь Петр провел трое суток в посте и молитвах, поклонился мощам преподобных Зосимы и Савватия, пожаловал тысячу рублей на украшение раки чудотворцев и новый иконостас и одарил всю братию.

Свое благополучное возвращение в Архангельск он отпраздновал пирами, которые продолжались несколько дней. Не щадили ни вина, ни пороху. В разгар пиршеств прибыл из Голландии долгожданный фрегат «Santa Ргоfeetie»[19] с сорока матросами. Корабль обошелся недешево. Плата экипажу намного превышала обычную — только так можно было заманить голландских моряков на службу к снежному царю. Само судно было сделано из самого крепкого дерева. Кормовая каюта, предназначенная для царя, была обита расписанной кожей; тут находилось все необходимое: великолепная походная кровать с пуховыми матрацами, шкафы и сундуки с салфетками, скатертями, посудой, запасом рейнвейна и французских вин, а также клетка с обезьяной и пара мохнатых болонок — животные были куплены по желанию Петра.

Дьяка Виниуса, который отслеживал путь «Святого пророчества» из Амстердама в Архангельск, Петр кратко известил, что корабль прибыл: «Пространнее писать буду в настоящей почте; а ныне обвеселяся, неудобно пространнее писать, паче же и нельзя: понеже при таких случаях всегда Бахус почитается, который своими листьями заслоняет очи хотящим пространно писати».

Таким образом, на архангельской пристани встали на приколе два корабля и еще двадцать галер, сооруженных на Соломбальской верфи. Все — под русским флагом. Флот был уже далеко не потешный, и командовать им адмиралу Фридриху не годилось. Вместо него в адмиралы был пожалован Лефорт. Его адмиральский корабль (второй, русский, вышедший из отделки) получил название «Слон» — по гербу Лефорта, изображающему слона у дерева, сверху теперь новоиспеченный адмирал с согласия царя поместил двуглавого орла.

К 3 августа флот был готов выйти в море, но не мог тронуться с места из-за безветрия. От нечего делать компания бродила по островам и убивала время в дружных попойках. Гордон уговорил английского капитана Блоа дать пир на одном из островов, обещая за то присвоить острову его имя. Польщенный, капитан не поскупился на угощение, но выяснилось, что это был розыгрыш. Насмешками над одураченным англичанином заполнили кое-как два дня.

Наскучив бездельем, Петр принялся составлять план больших осенних маневров под Москвой — с осадой крепости, защищенной рекой. Гордон помогал ему составлять чертежи бастионов, кронверков, редутов, траншей, батарей, минных подкопов; изобрел новые боевые порядки, придумал машину для разорвания рядов вражеской пехоты, даже если они защищены рогатками…

В середине августа, когда подул ветер, все вдруг сорвались с места и вышли в море. Но погода в этом году не дала как следует поплавать: буря разметала флот вдоль побережья; к тому же наступили необычно ранние холода, берег покрылся снегом… Свернув маневры, Петр заспешил в Москву — может, хоть на суше выйдет больше проку.

В Москве шкипер Питер вновь превратился в бомбардира Петра Алексеева и принялся за возведение на обширной равнине, за деревней Кожухово, в двух верстах от Симонова монастыря, безымянного Городка — земляного пятиугольного сооружения с валом и рвом.

23 сентября польский король с шестью стрелецкими полками и одиннадцатью ротами дьяков и подьячих, набранных для числа из всех московских приказов, занял Городок. Устроив позади него укрепленный лагерь для обоза, он