Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

— для образца. По ее чертежу преображенцы и семеновцы заложили тридцать судов. К ним в помощь привезли архангельских плотников и собранных волей или неволей корабельщиков с иностранных судов. Еще 26 000 рабочих заготавливали для них древесину. В дремучих воронежских лесах запахло горьким дымом костров, морозную тишину раскололи гулкие звуки рубки; заснеженные сосны валились в снег, исчезая в клубах искрящегося белого праха. Многие леса свели под корень — верст на двадцать и более.

Среди этих приготовлений, 29 января 1696 года, скоропостижно скончался царь Иван — незаметно, как жил. Петр устроил ему пышные похороны. На Москве же поговаривали: умер старший благочестивый царь от великой скорби, что брат его живет не по церкви, ездит в Кукуй и знается с немцами.

В конце февраля Петр выехал в Воронеж. Лефорт остался в Москве — простудился, гуляя на Масленой. Личное присутствие царя и вправду было необходимо: тысячи крестьян не являлись на работы, бежали от корабельной повинности; солдаты, отправленные в Воронеж, так дуровали, что Петру пришлось самому прикрикнуть на капитанов, чтоб строже смотрели за подчиненными. А тут еще задуровала погода: до половины марта лили дожди, а потом вдруг ударили такие морозы, что четыре дня нельзя было выйти из дому. Тем не менее царь сумел до апреля соорудить собственными руками самую легкую на ходу галеру «Principium».

Дела, однако, наваливаются, и вот уже больному Лефорту приказано ехать в Воронеж не мешкав. Пришлось тащиться сквозь метели и вьюги в карете с печкой, с целым штатом докторов. Кашляющий женевец бодрился: «Лекарства всякого круг себя наставлю, и морозы меня не проймут». Однако в дороге пришлось лечить самих лекарей. «На Ефремове, — сообщал Лефорт царю, — лекари сошлись вместе, стали пить, всякий стал свое вино хвалить; после того учинился у них спор о лекарствах, и дошло у них до шпаг, и три человека из них ранены».

Нелегко давалась шкиперу Питеру затея с воронежским флотом. «Мы, — писал он в Москву, — по приказу Божию к прадеду нашему Адаму в поте лица своего едим хлеб свой». Лекари режут друг друга, подрядчики воруют, крестьяне бросают подводы с лесом… Новая, страшная беда: рабочие подожгли леса вокруг верфей, где строят струги, и струговому делу чинится великое порушение, и морскому воинскому походу остановка. А капитаны в Воронеже кричат и жалуются, что в кузницах нет угля: «За тем наше дело стало!» И Петр успевает всюду — то с топором в руке дает пример работы, то ведет расчет присланного материала, то мирит подравшихся, то исправляет дубинкой нерадивых… А хлеб свой, политый потом, ест в маленьком домике из двух горниц с сенями и крыльцом. Не забывает славный шкипер и об Ивашке Хмельницком — благо, Лефорт привез из Москвы изрядный запас мушкателенвейна и доброго пива.

И дело, слава богу, не стоит, движется.

1 апреля начали грузить на галеры и струги войско, казну и припасы. В этом занятии прошла Святая неделя. Петр поздравил всю компанию, оставшуюся в Москве, разом, в одном письме к Виниусу — «не для лени, но великих ради недосужек». Иностранные инженеры из Вены, однако, запаздывали.

В конце апреля дворянское ополчение выступило в поход. Спустя неделю вслед за ними двинулся «морской караван» с полками нового строя. Адмирал Лефорт вверил командование над ним капитану галеры «Рппаршт» Петру Алексееву. Капитанам прочих судов зачитали флотский регламент, составленный царем. Предписывалось идти совокупно, «понеже того требует общая польза, и военные суда, плотно друг с другом идущие, могут объехать всю Вселенную». Кто сигналов с адмиральского корабля не послушает — смертная казнь. Кто в бой пойдет по своему почину — смертная казнь. Кто товарища или поврежденную галеру в беде покинет — смертная казнь.

Петр подлетел к Азову раньше основных сил. В Черкасске он узнал от казаков, что в устье Дона, на взморье, разгружаются два турецких корабля. Донцы пытались взять их на абордаж — не получилось: борта слишком высокие; пробовали прорубить их топорами, но были отогнаны ружейным и пушечным огнем. Петр загорелся: нужно скорее атаковать, пока не ушли. Вместе с казачьими лодками галеры спешно поплыли к низовьям Дона.

Но пока плыли, Борей подгадил — отогнал в море воду из узких протоков, на которые делится устье Дона: казачьи струги прошли через отмели, галеры — нет. Пересев к казакам, Петр все-таки выбрался в море, однако вместо двух судов увидел перед собой всю турецкую эскадру — около двадцати галер. Унылый и расстроенный, он возвратился под Азов. Едва приплыл, как следом тотчас пришло известие: казаки не утерпели, внезапно набросились на турок, сожгли десять судов и одно захватили в плен. Петр прикусил губу. Зря уехал! Рано — ах черт!.. Немедленно двинул флот к устью, но турки от нового сражения уклонились.

Между тем к Азову подходили полки дворянского ополчения. Турки не ожидали так скоро повторной осады — едва поправили осевший вал и даже не засыпали прошлогодних траншей под городом и не разгребли насыпей. Русские беспрепятственно заняли свои покинутые апроши. Татарскую конницу, пытавшуюся тревожить со стороны степи русский лагерь, быстро отогнали.

16 июня за городскую стену полетело письмо на стреле с предложением сдаться. Турки ответили на него орудийным огнем. В ответ заговорили русские пушки. Поднявшись на одну из батарей, Петр сам забросил в город первые бомбы. Неприятельские батареи одна за другой смолкли. Турки, как и в прошлый раз, пережидали канонаду, попрятавшись в землянки. Однако иностранные инженеры все еще не приехали, и подкопы шли худо. В полках роптали, что никакого добра от мин не будет — только опять своих перебьем. Чтобы возбудить боевой дух войска, на консилии господ генералов было решено прямо спросить воинство: каким путем оно желает взять Азов? Как скажут, так и будет. Стрельцы и дворянские служилые люди ответили, что лучше всего вести осаду прадедовским обычаем — возвести вал вровень с неприятельским и засыпать ров: так святой князь Владимир взял Херсон.

Гордон нашел затею интересной и, воодушевись, принялся усовершенствовать ее: составил проект такого вала, который превышал бы городские стены, — с проходами для атакующих и с раскатами для батарей. Вся армия превратилась в землекопов. Грозная земляная стена с каждым днем вырастала все выше. Турки, пришедшие в ужас, мешали работам одним ружейным огнем.

Как и в прошлом году, Петр не вылезал с передовых позиций. На тревожное письмо сестры, царевны Натальи, до которой дошли слухи, что царь подходит к крепости на расстояние ружейного выстрела, он шутливо отвечал: «По письму твоему я к ядрам