Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

Приходили к Петру и милые голландские писульки, спрыснутые духами: жалела в них Анна, что у нее, убогой, крыльев нет, и слала четыре цитрона и четыре апельсина, чтоб государь ее сердца кушал на здоровье. Мимоходом просила за своих друзей и родственников и — еще осторожнее — чтобы пожаловал государь именьишко и ей, недостойной. Петр, не задумываясь, давал просимые места, дарил деревни и волости.

Царица Евдокия знала про это — и терпела. Уже не называла мужа лапушкой, слала в пустоту свои укоризны: «Только я, бедная, на свете бессчастная, что не пожалуешь, не пишешь о здоровье своем. Не презри, свет мой, моего прошения…» Знала, что Петр не ответит, — он перестал писать ей из походов еще при жизни Натальи Кирилловны. Он и не отвечал. Хмурясь, читал ее грамотки и, скомкав, бросал под стол или куда придется.

11 июля приехали долгожданные австрийские инженеры. Подивились на вал и принялись за подкопы. К этому времени азовские батареи окончательно затихли — у них уже кончились снаряды. А турецкая эскадра белела парусами в море на виду у русских галер, не решаясь войти в устье Дона. На 22 июля Петр назначил штурм города.

Однако саперное искусство заморских инженеров оказалось ни к чему. Казакам прискучили земляные работы. Они договорились меж собой ударить на Азов и тем увлечь за собой остальное войско. 18 июля гетман Лизогуб и атаман Миняев сами повели удальцов на приступ. Казаки быстро сбили турок с вала и едва не ворвались в город, но у каменного замка турки остановили их натиск ружейным огнем, стреляя за недостатком свинца разрубленными монетами.

Казаки закрепились на валу. Янычары бросились в контратаку и начали теснить донцов, но тут подоспели, наконец, солдатские и стрелецкие полки Головина и Гордона. После часового боя турок отбили и гнали до самых городских стен.

Наступила короткая передышка. Петр объявил общий штурм, и русские полки спешно стягивались к валу, плотно облегая город. Через некоторое время из ворот вышел янычарский ага в красном кафтане. Крикнул, что письмо на стреле было без боярской печати — вот паша ему и не поверил, а если снова будет такое же с печатью, то паша сдаст город. Печать приложили, и начались переговоры о сдаче.

На радостях Петр согласился на самые почетные для турок условия: оставил им оружие и даже предложил перевезти их на судах Доном до устья Кагальника. Но был непреклонен в одном — чтобы выдали ему изменника Якушку Янсена. Турки вначале было заупрямились (дело было в том, что голландец принял ислам и стал янычаром), однако, подумав, решили не гневить победителя — выдали.

Утром следующего дня русские полки выстроились в два ряда перед воротами Азова. Турки повалили из ворот в страшном беспорядке: одни бросились к судам, другие побежали в степь. Один ага важно прошествовал со знаменем и сотней янычар сквозь живой коридор.

Русские вошли в опустевший Азов. Город представлял собой груду развалин, как будто несколько веков лежал в запустении. Казаки, искавшие добычи, врывались в землянки оставшихся жителей, но находили только домашнюю утварь и рухлядь. Военные трофеи составили около ста пушек и мортир — все без снарядов.

Награды войску раздали из казны, по дедовскому обычаю: офицерам — золотые медали, кубки, шубы, деньги, крестьянские дворы; солдатам — по золоченой копейке.

В тот же день, назначив азовским воеводой боярина Матвея Степановича Пушкина, Петр уехал искать удобную гавань для будущего флота. Устье Дона с отмелями его не устраивало. Ему повезло: неподалеку от донских низовьев, у мыса Таган-Рог с крепким каменистым грунтом, он обнаружил широкий залив достаточной глубины. Приказал заложить здесь Троицкую крепость. Возвратившись в Азов, пил с господами генералами за то, что Московская держава, слава богу, один угол Черного моря уже имеет, а со временем и все море иметь будет. Захмелевший, но не утративший серьезности, Гордон заметил, что сделать это будет трудно. Петр улыбнулся. Ничего. Не вдруг, а помаленьку.

В Москву он не спешил. Первую победу русских над турками следовало отпраздновать как можно пышнее. Дьяку Виниусу было поручено соорудить на Каменном мосту через Москву-реку триумфальную арку, и дьяк сообщал, что арка будет готова не раньше половины сентября. Чтобы не терять попусту времени, Петр уехал на тульские заводы. По пути он узнал, какое впечатление произвела азовская победа в союзной Польше. На заседании сейма сенаторы слушали посланную им из Москвы реляцию и качали головами: «Какой отважный и беспечный человек! И что от него впредь будет?» Воевода Матчинский презрительно усмехался: «Надобно москалям поминать покойного короля Яна, что поднял их и сделал людьми военными. А если б союза с ними не заключил, то и до сей поры дань Крыму платили бы, и сами валялись бы дома». Воевода Потоцкий, задумчиво покручивая ус, отвечал ему: «Было б лучше, чтоб дома сидели, это бы нам не вредило, а когда выполируются и крови нанюхаются, увидишь, что из них будет, — до чего Господи Боже не допусти…» Однако шляхтичи православной веры кричали на улицах Варшавы и Кракова: «Виват его милости царю!» — и народ трижды подхватывал: «Виват! Hex будет пан Бог благословен!»

30 сентября победоносное войско, пройдя через Замоскворечье, вступило на Каменный мост, украшенный огромной триумфальной аркой. Над ее фронтоном среди знамен и оружия сидел двуглавый орел под тремя коронами. По своду арки в трех местах виднелась надпись: «Приидох, видех, победих»[20]. Парящая Слава в одной руке держала лавровый венок, в другой — масличную ветвь. Надпись под ней гласила: «Достоин деятель мзды своея». Фронтон поддерживали статуи Геркулеса и Марса. Под Геркулесом на пьедестале были изображены азовский паша в чалме и двое скованных турок; под Марсом — татарский мурза с двумя скованными татарами. Над обоими вирши. Над пашой:

Ах! Азов мы потеряли,

И тем бедство себе достали.

Над мурзой:

Прежде на степях мы ратовались,

Ныне же от Москвы бегством едва спасались.

Подле Геркулеса и Марса возвышались пирамиды, перевитые зелеными ветвями, — одна «в похвалу прехрабрых воев морских», другая «в похвалу прехрабрых воев полевых». По обеим сторонам ворот были натянуты полотна с картинами, изображавшими морское сражение и Нептуна, рекущего: «Се и аз поздравляю взятием Азова и покоряюсь».

Впереди воинства, развалясь в карете, ехал князь-папа Никита