Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

разнообразные продукты деятельности этой фантазии и их переплетение с различными эгоистическими проявлениями этого периода жизни. Осознав эту часть психического развития, мы, впрочем, уже больше не можем находить противоречивым и загадочным то, что условие принадлежности любовницы к шлюхам прямо берет свое начало в комплексе чувств к матери. Описанный нами тип любовной жизни мужчины несет на себе следы этой истории развития и допускает простое понимание себя как фиксации мальчика на фантазиях периода полового созревания, которые позднее все же находят разрешение в реальной жизни. Не составит труда предположить, что усердно практикуемый в этот период онанизм внес свой вклад в закрепление подобных фантазий.

С этими возобладавшими в реальной любовной жизни фантазиями стремление спасать возлюбленную находится, видимо, только в слабой, поверхностной и ограниченной осознанными доводами связи. Из-за склонности к непостоянству и неверности любовница подвергает себя опасности, а стало быть, понятно, что любовник старается уберечь ее от таковой, блюдя ее добродетель и противясь ее дурным наклонностям. Между тем изучение маскирующих воспоминаний, фантазий и ночных сновидений людей продемонстрировало, что в этом случае имеет место превосходно удавшаяся рационализация некоего бессознательного мотива, которую можно приравнять к удачной вторичной обработке в ходе сновидения. В действительности же мотив спасения имеет своеобразный смысл и историю, является самостоятельным отпрыском материнского или, точнее говоря, родительского комплекса. Когда ребенок слышит, что своей жизнью он обязан родителям, что мать «даровала ему жизнь», то тяга к нежности соединяется у него с всплесками страстного желания стать «большим» и добиться самостоятельности, что приводит к возникновению желания возместить родителям их дар, равно вознаградить их. Дело обстоит так, будто упрямство побуждает мальчика сказать: «Мне ничего не нужно от отца, я хочу вернуть ему все, во что я ему обошелся». Затем ребенок фантазирует о спасении отца от смертельной угрозы, чем и расплачивается с ним. Довольно часто эта фантазия смещается на кайзера, короля или какую-то другую важную особу и после такого преображения становится доступной для осознания и даже пригодной для использования в искусстве. В дальнейшем применительно к отцу верх в фантазии о спасении берет оттенок противодействия, в отношении к матери она чаще всего обращена содержащимся в ней стремлением любить. Мать подарила ребенку жизнь, и нелегко возместить этот удивительный дар чем-то равноценным. При незначительной перемене значения слов, легкоосуществимой в бессознательном, – что можно уподобить взаимопроникновению понятий в сознании – спасение матери приобретает значение «подарить или сделать ей ребенка», разумеется похожего на самого фантазера. Отход от изначального смысла спасения не слишком велик, в смене значения нет ничего преднамеренного. Мать подарила одному – собственному – ребенку жизнь, и за это ей даруют другую жизнь – жизнь ребенка, максимально похожего на ее собственного. Сын проявляет свою благодарность желанием иметь от матери сына, такого же как он, то есть в фантазии о спасении он полностью идентифицирует себя с отцом. Все побуждения – нежные, благодарственные, похотливые, противодействующие, диктаторские – были удовлетворены с помощью единственного желания – стать отцом самого себя. При перемене значения не пропал и фактор опасности; сам акт рождения, конечно же, опасен, от этой опасности ребенка спасли натужные усилия матери. Ведь именно он является наипервейшей опасностью в жизни и прообразом всех последующих, перед которыми мы испытываем страх, а переживания в его ходе оставляют, вероятно, у нас после себя разновидность аффекта, который мы называем страхом. Макдуф из шотландской легенды не был рожден своей матерью, а был вырезан из ее тела и потому не знал страха.

Древний толкователь снов Артемидор был определенно прав, утверждая, что сновидение меняет свой смысл в зависимости от личности сновидца. Согласно законам, регулирующим выражение бессознательных идей, «спасение» может видоизменять свое значение сообразно тому, кто фантазирует – мужчина или женщина. В равной мере оно может означать: сделать ребенка = обеспечить рождение (у мужчины), а также самой родить ребенка (у женщины).

В частности, в сочетании с водой эти разные значения спасения удается обнаружить в сновидениях и в фантазиях. Если в сновидении мужчина спасает из воды женщину, то это значит: он делает ее матерью, что, согласно вышеизложенному, по содержанию равнозначно: он делает ее своей матерью. Если женщина спасает другого человека (ребенка) из воды, то этим она, подобно дочери фараона в легенде о Моисее[74] признает себя матерью, родившей его.

Иной раз и фантазия о спасении, касающаяся отца, содержит чувство нежности. В таком случае она будет выражать желание иметь отца сыном, другими словами, иметь сына, весьма похожего на отца. Вследствие всех этих взаимосвязей мотива спасения с родительским комплексом складывается стремление спасать возлюбленную – существенная черта описываемого здесь типа любви.

Не считаю необходимым оправдывать способ моей работы, который в данном случае, как и при разработке анальной эротики, стремится в первую очередь выделить из собранного фактического материала крайние и резко очерченные типы. В обоих случаях встречается гораздо большее количество индивидов, у которых можно выделить только отдельные черты рассматриваемого типа или же сам этот тип только в смазанном виде, и само собой разумеется, что лишь описание всех взаимосвязей, на основе которых эти типы были установлены, делает возможной их обоснованную оценку.

О широко распространенном принижении любовной жизни

1

Если практикующий психоаналитик спросит себя, по поводу какого недуга к нему чаще всего обращаются за помощью, то наверняка ответит: по поводу психической импотенции – если не считать разнообразных страхов. Это странное расстройство поражает мужчин с сильно развитым от природы либидо и проявляет себя в том, что органы, осуществляющие половую деятельность, при совершении полового акта отказывают (хотя до и после него выглядят вполне исправными и работоспособными), и это несмотря на сильную психическую склонность совершить его. Первый ориентир для понимания своего состояния больной получает сам, когда на опыте убеждается, что подобная несостоятельность постигает его только при попытках совокупиться с определенными особами, тогда как с другими не возникает проблем. Потом он понимает, что именно определенные свойства сексуального объекта вызывают торможение его мужской потенции, и иной раз рассказывает, что у него возникает ощущение некоего препятствия в себе, он чувствует какое-то противодействие, с успехом сокрушающее его осознанное намерение. Но ему не удается разгадать, что является таким внутренним препятствием и какое качество сексуального объекта приводит его в действие. Повторное переживание такой несостоятельности может сформировать у него привычное, но ошибочное мнение о ее зависимости от первого запавшего в память, наполненного парализующим страхом случая, вроде бы вынуждающего к такому повторению. Сам же первый случай он объясняет действием «случайности».