Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

У науки нет намерения ни пугать, ни утешать. Но я и сам вполне готов согласиться, что весьма далеко идущие выводы вроде ранее приведенных должны воздвигаться на более широком основании и что, вероятно, другие институты развития человечества могут выправить выделенные и рассмотренные здесь последствия.

Культурная сексуальная мораль и современная нервозность

В своей недавно опубликованной «Сексуальной этике»[78] фон Эренфельс останавливается на различии естественной и культурной сексуальной морали. Под естественной следует, по его мнению, понимать ту, под властью которой род человеческий способен долгое время сохранять в целости здоровье и жизнеспособность, под культурной – ту, соблюдение которой побуждает людей более всего к интенсивной и продуктивной работе во благо культуры. Такое расхождение лучше всего поясняет сопоставление конститутивного и культурного достояния народа. Отсылая читателя для дальнейшей оценки этого важного хода мысли к сочинению самого фон Эренфельса, я намерен извлечь из него ровно столько, сколько необходимо, чтобы начать собственную статью.

В голову приходит предположение, что при господстве культурной сексуальной морали несут, видимо, потери здоровье и жизнеспособность отдельного человека и что в конце концов этот вред индивиду из-за обрушившихся на него невзгод становится столь велик, что на этом скользком пути под угрозой оказывается конечная цель культуры. И действительно, фон Эренфельс обнаруживает в господствующей в современном западном обществе сексуальной этике ряд крупных изъянов, ответственность за которые он вынужден возложить на нее саму, и, полностью признавая ее высокое соответствие требованиям культуры, склонен все же признавать необходимость ее реформирования. По его мнению, доминирующей в нашей культуре сексуальной морали свойствен перенос на половую жизнь мужчины требований, предъявляемых к женщине, и осуждение любой половой связи, за исключением брачно-моногамной. Впрочем, позднее признание естественного различия полов заставляет менее строго наказывать проступки мужчины и тем самым фактически допускает двойную мораль для мужчин. Правда, общество, дозволяющее такую привилегированную мораль, не может из-за «любви к истине, порядочности и гуманности»[79] преступить определенные, узко ограниченные рамки, вынуждает своих членов на сокрытие реального положения дел, на приукрашивание действительности, на самообман и обман других. Еще вреднее действует такая мораль тем, что, прославляя моногамию, парализует фактор отбора на мужественность, благодаря влиянию которого только и можно добиться улучшения физической организации человека, ведь у цивилизованных народов отбор на жизнеспособность понизился до минимума под влиянием заботы о человеке и гигиены[80].

Среди ущербов, вменяемых в вину культурной сексуальной морали, в нынешних обстоятельствах врач замечает отсутствие одного, чье значение будет сейчас подробно рассмотрено. Я имею в виду быстро распространяющуюся нервозность, которую следует объяснять требованиями новейшего, нашего, так сказать, современного общества. Порой сам невротик обращает внимание врача на антагонизм его конституции и требований культуры, что, как он полагает, следует считать причиной недуга, заявляя: «В нашей семье мы все стали нервными, потому что хотели быть несколько лучше, чем позволяло происхождение». Да и врачу довольно часто в ходе наблюдения приходит в голову, что нервозность одолевает отпрысков как раз тех отцов, которые, выросши в простых и здоровых условиях деревенской жизни, будучи потомками неотесанной, но крепкой семьи, приходят как завоеватели в большой город и заставляют своих детей за короткий срок подняться на высоты культуры. Но чаще сами невропатологи громко заявляют о связи «растущей нервозности» с современной цивилизацией. В чем они ищут обоснование такой зависимости, прояснят фрагменты из высказываний выдающихся практиков.

В. Эрб: «Давным-давно поставленный вопрос ныне гласит: достаточно ли сильны указанные нами причины нервозности в наших современных условиях существования для объяснения очень значительного роста подобных заболеваний? И на этот вопрос следует, пожалуй, не колеблясь ответить утвердительно, что подтвердит даже беглый взгляд на нашу современную жизнь и ее формы»[81].

«Уже из ряда общеизвестных фактов явно следует: выдающиеся достижения Нового времени, открытия и изобретения во всех областях, поддержание усиления конкуренции были получены лишь благодаря огромной духовной работе и могут обеспечиваться только ею. Требования к работоспособности отдельного человека в борьбе за существование значительно выросли, и лишь за счет напряжения всех своих духовных сил он может их удовлетворить: одновременно заметно возросли потребности индивида, запросы на радости жизни во всех частях общества; неслыханный комфорт распространился на те слои населения, которым ранее он был совершенно неведом; безверие, ненасытность и алчность распространились в широких массах народа; благодаря безмерно усилившимся средствам передвижения, опутавшей мир сети телеграфных и телефонных проводов полностью изменилась обстановка в торговле и в образе жизни: все совершается в спешке и в суете, ночь отводится для путешествий, день – для дел, даже увеселительные поездки становятся в тягость для нервной системы; значительные политические, промышленные, финансовые кризисы вызывают волнение в гораздо более широких слоях населения, чем раньше; все стали участвовать в политике: политическая, религиозная, социальная борьба, партийные движения, предвыборная агитация, невероятно разросшиеся профсоюзы будоражат головы и принуждают души ко все новым нагрузкам, крадут время, отведенное для отдыха, сна и покоя; жизнь в крупных городах стала более суетной и беспокойной. Изнемогшие нервы ищут отдохновения в более острых раздражителях, в экзотических наслаждениях, чтобы потом устать еще больше; современная литература занимается преимущественно самыми сомнительными проблемами, провоцирующими всяческие страсти, чувственность и жажду наслаждений; она способствует пренебрежению всеми этическими принципами и любыми идеалами, выставляет перед душой читателя патологические образы, психопатически-сексуальные, революционные и другие проблемы; наше ухо возбуждается и перевозбуждается от выдаваемой в больших дозах назойливой и шумной музыки, театр переполняет чувства своей захватывающей игрой; изобразительные искусства предпочитают обращаться к отталкивающему, безобразному и возбуждающему и не боятся представлять нашему зрению с отвратительной реалистичностью все самое омерзительное, чем располагает реальность».

«Таким образом, уже эта обобщенная картина демонстрирует ряд опасностей, скрытых в развитии современной культуры, детализация же, видимо, добавит еще несколько черт!»

Бинсвангер: «Именно неврастению назвали исключительно современным заболеванием, а Бёрд, которому мы в первую очередь обязаны ее наглядным описанием, считал, что открыл новое, выросшее прежде всего на американской почве нервное заболевание. Конечно, его предположение было ошибочным, но, пожалуй, оно фиксирует тот факт, что на основе богатого опыта именно американский врач первым сумел понять своеобразные черты этой болезни и установить ее тесные связи с современностью, с ее неуемной спешкой, погоней за деньгами и собственностью, с невообразимым продвижением в технической области, сделавшим иллюзорными все временны́е и пространственные препятствия для общения людей»[82].

Фон Крафт-Эбинг: «Образ жизни неисчислимых цивилизованных людей обнаруживает ныне изобилие