Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

Теперь становятся понятными мотивы упомянутых в первой статье фантазий мальчика, которые опускают мать до уровня публичной девки. Нужно ведь постараться перебросить мост, хотя бы в фантазии, между двумя потоками любовного чувства, чтобы заполучить мать в качестве объекта чувственности, пусть и ценой ее принижения.

2

До сих пор мы занимались медико-психологическим исследованием психической импотенции, что никак не оправдывает заголовок данной статьи. Однако ясно, что нам было необходимо это введение, чтобы получить доступ к нашей непосредственной теме.

Психическую импотенцию мы свели к нестыковке потоков нежности и чувственности в любовной жизни, а сам этот изъян в развитии объяснили действием сильных фиксаций в детстве и последующим отказом от их реализации после вмешательства запрета инцеста. Против такой концепции можно сразу же возразить: она предлагает нам слишком много, объясняя, почему некоторые лица страдают психической импотенцией, но оставляет нас наедине с загадкой, почему другие сумели не заболеть этим недугом. Поскольку приходится признать, что все принятые во внимание зримые факторы: сильные фиксации ребенка, запрет инцеста и отказ от такового в годы, следующие за половым созреванием, – встречаются почти у всех цивилизованных людей, то вполне резонно предположить, что психическая импотенция – это недуг цивилизации вообще, а не просто болезнь отдельного человека.

Есть вроде бы все основания отклонить этот вывод и указать на количественный фактор, являющийся причиной заболевания, на тот излишек или малость отдельных предпосылок, от которых зависит, приведет ли он к явному успеху болезни или нет. Но хотя такое решение хотелось бы признать правильным, у меня все же нет намерения тем самым отвергнуть и вывод. Напротив, постараюсь отстоять утверждение, что психическая импотенция распространена гораздо шире, чем думают, и что некоторая ее толика отличает любовную жизнь любого цивилизованного человека.

Если понятие «психическая импотенция» толковать шире и не ограничивать только неспособностью совокупляться при наличии намерения получить удовольствие и при исправности генитального аппарата, то под него подпадут в первую очередь все те мужчины, которых называют психастениками и которые никогда не оказываются сексуально несостоятельными, но совершают половые акты, не получая особого удовольствия; это имеет место гораздо чаще, чем хотелось бы думать. Психоаналитическое изучение подобных случаев обнаруживает те же самые этиологические факторы, которые мы открыли при психической импотенции в более узком смысле слова, не найдя поначалу объяснения их различиям в симптомах. От сексуально бесчувственных мужчин легко проводимая аналогия ведет к невероятному количеству фригидных женщин, сексуальное поведение которых фактически нельзя лучше описать или понять, кроме как путем приравнивания к более известной психической импотенции мужчин[76].

Если же мы, не расширяя понятия «психическая импотенция», вглядимся в оттенки ее симптоматики, то мы не сможем не согласиться с точкой зрения, что поведение влюбленного мужчины в мире нашей нынешней культуры несет на себе типичные признаки психической импотенции. Потоки нежности и чувственности только у очень немногих образованных людей как следует пронизывают друг друга; почти всегда мужчина чувствует себя в своих половых действиях скованным из-за почитания женщины и полностью реализует свой потенциал лишь тогда, когда перед ним приниженный сексуальный объект, что опять-таки обусловлено тем обстоятельством, что в его сексуальные цели входят извращенные компоненты, которые он не осмеливается удовлетворить с уважаемой женщиной. Полное сексуальное наслаждение дается ему лишь тогда, когда у него есть возможность безоглядно отдаться наслаждению, на что он не решается, к примеру, со своей добропорядочной супругой. Из этого проистекает его потребность в униженном сексуальном объекте, в женщине, которая с этической точки зрения является неполноценной, от которой не следует ожидать эстетических размышлений, которая не может знать и судить о других его общественных делах. Такой женщине он охотнее всего дарует свою сексуальную силу, даже если его нежность целиком принадлежит женщине более высокого социального положения. Возможно, что склонность, которую так часто приходится наблюдать у мужчин высших классов общества, выбирать в постоянные любовницы или даже в супруги женщину низкого сословия – не что иное, как следствие потребности в приниженном сексуальном объекте, с которым психологически связана возможность полного удовлетворения.

Мне не терпится оба действующих при настоящей психической импотенции фактора – интенсивную кровосмесительную фиксацию в детстве и реальное отречение от нее в юношеском возрасте – сделать ответственными за такое очень распространенное поведение цивилизованных мужчин в состоянии любви. Это звучит несколько странно и вдобавок парадоксально, но должен все же сказать, что тот, кому суждено стать по-настоящему свободным, а тем самым и счастливым, обязан преодолеть почитание женщины, свыкнуться с представлением об инцесте с матерью или с сестрой. Кто перед лицом этого пожелания подвергнет себя серьезной самопроверке, тот, несомненно, обнаружит в себе, что он все-таки расценивает половой акт, по сути, как нечто унизительное, пачкающее и разлагающее, и не только физически. Истоки подобной квалификации, в которой человек вряд ли с охотой признается, он сумеет отыскать только в том периоде юности, когда мощно разворачивается поток его чувственности, но его удовлетворение с объектом за пределами брака настолько же запретно, как и с инцестуозным объектом.

В мире нашей культуры женщины находятся под таким же влиянием своего воспитания, а сверх того, под обратным воздействием поведения мужчин. Для них, конечно же, в равной мере вредно и когда мужчина не устремляется им навстречу в полную силу своей потенции, и когда первоначальная переоценка влюбленности сменяется пренебрежением после вступления в обладание ею. Потребность в принижении сексуального объекта у женщины трудно заметить; в связи с этим у нее, как правило, не существует и чего-то похожего на сексуальную переоценку у мужчин. Но длительное половое воздержание и пребывание чувственности в сфере фантазии приводят к другому важному последствию. Позднее она зачастую уже не в силах расторгнуть связь проявлений чувственности с запретом сексуальности и оказывается психически импотентной, то есть фригидной, когда ей наконец-то половую активность дозволяют. Из-за этого у многих женщин возникает стремление хранить в тайне еще некоторое время спустя даже дозволенные связи; у других появляется способность нормально чувствовать себя лишь в том случае, если запретность была возобновлена в некоей тайной любовной ситуации; изменяя мужу, они могут сохранять любовнику верность второго порядка.

Полагаю, что условие запретности влюбляющейся женщины можно сравнить с потребностью в принижении сексуального объекта у мужчины. И то и другое является следствием длительной паузы между обретением половой зрелости и сексуальной активностью, требуемой воспитанием по культурным основаниям. Оба пытаются ликвидировать психическую импотенцию, которая появляется из-за несостыковки нежных и чувственных побуждений. Если последствия одних и тех же причин у женщины так разительно отличаются от их действия у мужчины,