Ловушка с зелёным забором - Рихард Глацар

на фабрику. Сделайте фотографии и приклейте сюда, потом возвращайтесь, и я поставлю еще одну печать. Жить вы будете в лагере. Это – общежитие фирмы для иностранцев. Оно находится за городом, но зато туда падает не так много бомб. Вот ордер на проживание. Деньги за питание и жилье будут вычитать из вашей зарплаты.

– Мы берем свои пропуска. Последнее слово совсем внизу на печати действительно – «полиция».

Нет, еще не время успокаиваться. Теперь мы должны перейти к испытанному, последнему наступлению.

– Посмотрите, в каком виде нас сюда прислали. Мы потеряли всё, у нас нет приличной одежды. Мы хотим сохранить свои путевые предписания. Мы собираемся потребовать возмещения убытков.

Служащий в гражданском за другим столом вручает нам еще какие-то ордера. На штампе внизу стоит «Германский рабочий фронт» – тоже красивое выражение.

Лагерь «рабочего фронта» находится в полуподвальном этаже фабричного здания. Мы показываем наши ордера пожилому мужчине. Он, прихрамывая, ковыляет в заднюю комнату, возвращается с двумя тюками и кладет их перед нами на стойку. Мы развязываем один, и Карл тихо считает:

– … десять штук. А как сложены и увязаны, посмотри на эти узлы. А эти короткие зимние куртки на вате – ты их сортировал или я?

Нас ведут на наше рабочее место. Это – кузнечный цех. Все вокруг черное, кое-где – раскаленно-белое и остывающее темно-красное, только эти три цвета в огромном цехе. Люди, как маленькие черти, уворачиваются от языков пламени, которые вываливаются из печей. Они словно фехтуют щипцами самых удивительных видов, отпрыгивают в сторону от раскаленных добела параллелепипедов, кубов, цилиндров, которые потом приобретают разные формы, в зависимости от того, как их с каждым ударом изменяют большие чудовища – падающие молоты. Нет, здесь не придется иметь дело со всепоглощающей смертью. И все-таки – здесь куются некоторые из ее инструментов. Вон там уже отформованные изделия, светящийся желтый цвет которых переходит в темно-красный и затухает, становится серо-черным – они выглядят как головки больших снарядов, гранат или чего-то такого.

Уже недолго до конца утренней смены. Пока мы только наблюдаем, каждый около своего молота. Закончив свою смену, мимо нас марширует колонна, по трое в ряд, в сопровождении охранника. Парни оборваны еще больше, чем мы. На некоторых грязных, слишком узких гимнастерках еще болтаются военные пуговицы. Когда они проходят мимо, на их спинах видны большие буквы KG. Как нас тогда спросила старуха? «Вы бежите из плена?» Gefangene – пленный, Krieg – война. Значит, KG – военнопленный. Интересно, а как обстоит дело с их документами?

Место, где находится наше общежитие, называется Зеккенгейм. Электричка с чистыми белыми вагонами едет вдоль реки, это – Неккар. Мы выходим. Здесь сельская местность уже вплотную подходит к городу. Кое-где видны маленькие ухоженные поля.

«Стояла, думала цыганочка молода», – не над бараками, не над зеленым забором и черными соснами Треблинки, а в этом длинном здании, куда мы входим, похожем на дешевую гостиницу, звучит тот же самый громкий многоголосый хор. Наверху в бывшем зале, переоборудованном в спальню, там они бродят или лежат на двухэтажных нарах, покрытых соломенными мешками, и поют – жизнерадостные шумные парни. В отличие от своих соотечественников в Треблинке, эти, добровольно завербовавшиеся в оккупированной Украине на работу в «рейх», одеты в гражданское. Лица у них бледные от работы на фабрике. За большим деревянным столом играют в карты, из рук в руки переходят «гроши». Кто-то говорит по-польски, что хочет «скрутить папиросу», но вначале ему приходится нарезать табак от большого рулона. Он лежит на столе, и все могут им пользоваться.

В этой области выращивают табак и виноград.

Слышится чешский.

– Вы чехи? – Вначале испытующие взгляды, потом, когда мы сняли шапки, радостные приветствия. – А, смотри-ка, ребята, да вы из тюрьмы…

Нечего пугаться, наши отрастающие волосы – доказательство того, что мы «свои ребята». Никто нас не будет ни о чем расспрашивать, если только мы сами не начнем рассказывать о себе. К нам приближается изящный блондин, который вообще не похож на своих горячих украинских земляков. Он обращается к нам подчеркнуто дружелюбно:

– Вы здесь новенькие, меня зовут Лео, я занимаюсь в лагере организационными вопросами. Дайте мне ордера на жилье и питание, которые вы получили на фабрике, и фабричные пропуска тоже. Я сегодня же схожу с ними в полицейский участок для регистрации. Вечером я вам все верну.

Сегодня прибыли еще трое новичков. Двое, кажется, поляки, третий – голландец.

Ну, понятно, нельзя же, чтобы иностранцы по одиночке ходили в полицию. Это делается организованно, одним человеком, все равно ведь все мы – только рабочая сила для фабрики, один ничем не отличается от остальных, главное, чтобы колеса крутились. «Все колеса должны крутиться для победы» – этот лозунг мы сегодня видели уже несколько раз, на фабричной стене, на локомотиве. Вечером белокурый администратор Лео раздает всем полицейские регистрационные бумаги, подписанные, с печатями. Такую же, очень похожую карточку с подтверждением, что ты «зарегистрирован в полиции по месту жительства», должен был иметь каждый у нас дома, еще до того, как немцы оккупировали страну.

– Друг, да это же настоящий официальный документ. Теперь мы есть на самом деле. Вот, это подтверждено в полиции: Владимир Фризак и Рудольф Масарек.

– При каких-нибудь проверках мы будем говорить, что остальные документы нам пришлось сдать на фабрику.

– Вот именно, а для этих удостоверений мы раздобудем красивые футляры. Наверняка здесь есть что-то вроде обложек для документов, без талонов, разумеется. Несколько раз получив зарплату, мы приобретаем – без талонов – наш первый выходной костюм. Правда, выходить может всегда только один из нас, а второй лежит, завернувшись в одеяло на нарах в лагере. Но вскоре у нас обоих есть уже по воскресному костюму, так что мы можем вместе пойти в город или в кино.

Нигде нет табличек с надписью «Евреям вход запрещен» – ни в кино, ни на дверях кафе, ни при входе в парк. Да они ведь и не нужны. Здесь больше нет евреев. Этот город «очищен от евреев».

Первый фильм, который мы посмотрели в наших нарядных костюмах и в отличном настроении, был цветной:

«Приключения барона Мюнхгаузена». Я не отрываясь смотрел, как Ганс Альберс (я его помнил – он был исполнителем героических ролей) в разгар битвы летит на пушечном ядре, в белоснежных гусарских рейтузах, черных лаковых сапогах выше колен и красном камзоле. Я сидел в кинотеатре, далеко от Треблинки, в настоящей жизни, и следил за фантастическими приключениями барона Мюнхгаузена.

Не надо думать, что кузнецы у Ланца были