Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

на встречах с собственной интеллигенцией, с представителями земств и городов он не уставал подчеркивать, что «безвозвратно прошло то время, когда власть могла себя противопоставлять общественности»[302]. Такие заверения были призваны рассеять возникшие в левых демократических кругах после переворота опасения о том, не намерен ли новоявленный диктатор вообще уничтожить представительный образ правления. Как бы отвечая на эти опасения, адмирал в цитированном выше интервью прессе заметил: «Меня называют диктатором. Пусть так – я не боюсь этого слова и помню, что диктатура с древнейших времен была учреждением республиканским» (выделено мной. – В. Х.). И далее приводил примеры из истории, когда республиканские граждане в критические для государства периоды избирали на время диктатора.

Официальную позицию Верховного правителя в данном вопросе авторитетно подтвердил за рубежом министр иностранных дел С.Д. Сазонов. По прибытии в Париж в январе 1919 года он сразу выступил с заявлением перед западной прессой, в котором опровергал слухи о «реставрационных» намерениях белых. А в апреле с аналогичным заявлением обратилось к французскому премьеру и председателю Версальской мирной конференции Жоржу Клемансо упоминавшееся Русское политическое совещание в Париже.

Для подкрепления этих заявлений в марте 1919 года была создана правительственная комиссия для разработки закона о выборах в Учредительное собрание после победы над большевиками[303] (сам Колчак, впрочем, не любил этого термина, вызывавшего ассоциации со старым Учредительным собранием, разогнанным большевиками, и предпочитал называть его Национальным собранием). Эта комиссия под председательством маститого либерального журналиста и деятеля Национального центра, редактора газеты «Отечественные ведомости» А.С. Белоруссова-Белецкого, в состав которой вошли в числе прочих видные либеральные юристы, разработала к августу 1919 года достаточно демократичный законопроект[304], в основу которого было положено провозглашенное еще Временным правительством всеобщее и равное избирательное право (по словам самого Белоруссова-Белецкого, без него парламент не имел бы «должного морально-политического авторитета»). Как и в законе Временного правительства (и по образцу, начавшему утверждаться на Западе после Первой мировой войны), избирательное право распространялось и на женщин (хотя не все были согласны с этим: так, сам Белоруссов аргументировал скептическое отношение к участию женщин в выборах следующим образом: «Русская женщина в массе своей не предъявляет требования политических прав, давать же эти права, когда на них нет спроса, или умножать вотум избирателей в силу каких-либо абстрактных соображений, исходя, например, из принципа равноправия женщин, не представляется целесообразным. Опыт же предшествующих выборов в Учредительное собрание свидетельствует, что женщины… в большинстве случаев свои голоса подавали под влиянием близких им мужчин»[305]).

Тем не менее, были и существенные отличия от избирательного закона, по которому было избрано Учредительное собрание 1917 года. Так, прямые выборы предполагались лишь в крупных городах с населением свыше 250 тыс. жителей, в остальных местностях – двухстепенные (через выборщиков), когда каждый избирательный округ численностью 250–300 тыс. жителей делился на множество участков по 2 тыс. человек, от которых избирались по одному делегату-выборщику (из жителей данного участка) на окружные выборы (чаще всего избирательным округом был уезд). Отменялись выборы по партийным спискам, депутатами могли избираться только «одномандатники» (по одному на каждый округ). Демократическая пропорциональная система выборов заменялась мажоритарной (более типичной для авторитарных режимов), когда для избрания необходимо набрать свыше 50 % голосов, а если ни один из кандидатов столько не набирает, то проводится второй тур между двумя ведущими кандидатами. По сравнению с законом Временного правительства, возрастной ценз для участия в выборах повышался до 25 лет, как это было до революции. Так же, как и до революции, избирательного права лишались военнослужащие в соответствии с классическим принципом «армия вне политики» (правда, в условиях Гражданской войны это звучало парадоксом, поскольку именно военные стояли во главе Белого движения) и милиционеры. И, напротив, из-за наплыва беженцев из Европейской России, среди которых были представители культурных слоев общества, был отменен ценз оседлости. В целом же, повторяем, законопроект выглядел вполне демократичным – по крайней мере внешне. При этом выборы в Национальное Учредительное собрание предполагались после взятия белыми Москвы.

Указ Верховного правителя адмирала А.В. Колчака о начале работы Подготовительной комиссии по разработке вопросов о Всероссийском представительном собрании учредительного характера

16 мая 1919

[ГА РФ. Ф. Р-176. Оп. 4. Д. 1. Л. 214]

Намечались также выборы в государственное совещание по народному образованию, отложенные на неопределенный срок из-за военных событий.

Несколько позднее, 16 сентября 1919 года, А.В. Колчак издал Грамоту о созыве Государственного земского совещания из «умудренных жизнью людей земли» на переходный период до того времени, когда соберется Национальное собрание[306]. В своем рескрипте премьер-министру он подчеркивал необходимость созыва совещания «по преимуществу из представителей крестьянства и казачества (выделено мной. – В. Х.), на которых выпала главная тяжесть борьбы» с большевиками[307] (таким образом он желал, чтобы интересы крестьян в совещании представляли сами крестьяне, а не партийные интеллигенты-эсеры). По поручению адмирала, для разработки законопроекта была создана комиссия под председательством государственного контролера Г.А. Краснова. В начале ноября 1919 года Совет министров утвердил (с незначительными поправками) разработанное комиссией положение об этом совещании[308], представлявшем собой подобие дореволюционного Государственного совета, но вдвое меньшем по числу членов (около 200 человек). Две трети из них должны были избираться земскими собраниями (причем крестьянские депутаты – низшими, волостными земствами), городами, профсоюзами, казачьими станицами и церковными приходами, а одна треть – назначаться правительством из числа опытных юристов (по первоначальному проекту соотношение выборных и назначенных членов предполагалось половина на половину, но возобновившиеся военные неудачи вынудили «демократизировать» проект). Показательно, что расходы по выборам от крестьян и казаков принимала на себя казна[309]. Обязательными условиями для избрания являлись грамотность и высокий возрастной ценз – 30 лет. Участвовать в выборах не могли, по традиции, учащиеся и военные. В случае разногласий совещания с правительством предполагалось образование согласительных комиссий. Чрезвычайные указы Верховного правителя по срочным вопросам должны были после их издания в недельный срок также вноситься на утверждение совещания. Либеральная пресса приветствовала этот жест правительства как «новую фазу в строительстве государственности», а церковь благословила это начинание (лишь отдельные социалистические газеты критиковали проект за половинчатость и недостаточную демократичность, и наоборот, часть правых кругов выражала недовольство, считая любые выборы «несвоевременными»).

По свидетельству близкого к правительству мемуариста, Колчак долго откладывал издание грамоты о Государственном земском совещании, выжидая военного успеха (наступившего в сентябре после тяжелых поражений летом), чтобы это выглядело не вынужденной уступкой, а добровольным почином власти[310]. Само издание грамоты было обставлено с необычайной торжественностью: духовенство читало и комментировало ее прихожанам в храмах[311], а Временное высшее церковное управление в своем воззвании к пастве от 1 октября 1919 года призывало избрать «воистину лучших по разуму и по совести» и к