Повесь луну. История Салли, которая берет судьбу в свои руки - Джаннетт Уоллс

надписью «дебиторская задолженность». Теперь, когда Мэри поставила Филиппа во главе «Кинкейд Холдингс», Мэтти практически ушла в подполье. Она не кажет носа из дома, повсюду чувствуя себя незваной гостьей, оплакивая Эдди, но при этом, я уверена, виня себя, что бы она там ни рассказывала Мэри. Тем временем шериф Эрл проводит большую часть времени в окружной тюрьме, предоставив Сесилу иметь дело с Мэри и Филиппом.

Это нелегкая задача. Советы Сесила нужны Мэри и Филиппу не больше, чем были нужны Мэтти, но они свалили на него всю нудную повседневную работу по ведению бизнеса, и меня беспокоит то, как скажется эта нагрузка на его больном сердце.

– Приток средств значительно сократился, – говорит Сесил Филиппу.

– Такова плата за соблюдение закона, – говорит Филипп.

Я вручаю Сесилу свой гроссбух и сумку с деньгами.

– Сто восемьдесят два доллара.

– Неплохо, – кивает он. – Сколько еще отстающих?

– Трое или четверо, но они говорят, что стараются, и я сказала им, что мы будем с ними работать.

– А как там наш друг мистер Крокетт?

– Абрахам заплатил. Наличными. За этот месяц и за предыдущий.

– Он что, нашел честную работу? – спрашивает Филипп.

– Не сказал. Сказал вот что: «Скажите миссис Кэнон, что я молился об этом, и Бог подсказал мне, что делать».

Верно, тень саркастического тона Абрахама прокралась в мой голос, и Филипп ее слышит.

– Это что, шутка?!

– Не могу сказать.

– Не можешь сказать? Ты тоже думаешь, что это шутка?

– Салли не думает, что это шутка, Филипп, – примирительно говорит Сесил. – Она же не смеется.

– Может быть, и не смеется. В лицо. Но в этом округе есть люди, которые полагают Запретительный акт шуткой. Они смеются, Сесил, смеются надо мной и моей женой у нас за спиной! Они считают нас дураками, но мы-то знаем, что происходит, и вот что я тебе скажу. Если мы не сможем очистить этот отстойник сами, то найдем кого-то, кто это сделает! И тогда мы посмотрим, кто будет смеяться последним.

Глава 24

Нелл стучится в мою дверь. Я угадываю, что это Нелл, по вежливому тихому стуку, и думаю, что она принесла мне утреннюю чашку кофе, как иногда делает, хоть я и говорила ей, что не хочу, чтобы она мне прислуживала. Но когда я открываю дверь, Нелл стоит с пустыми руками, и лицо ее крайне встревоженно.

– Кэт вернулась, – выпаливает Нелл. – Она со дня на день родит ребенка!

– О чем, черт возьми, Сеймур только думает?!

– Кэт одна.

– А Сеймур где?

Нелл только качает головой.

Я слышу крики Кэт со второго этажа. Это длится уже двенадцать часов. Она думала, что ее тридцатидвухлетнее тело не перенесет родов, но тетушка Фэй, которой прежде приходилось принимать младенцев, рассказала Кэт, что помогала при родах женщинам еще старше нее, женщинам, которые от укола булавкой заливаются слезами, и все они нашли в себе силы, чтобы через это пройти. «Ни одной еще не потеряла», – гордо заявила тетушка Фэй. Но все мы знаем, что многие не выживают.

Сейчас конец июня, прошло три недели с тех пор, как сюда явилась Кэт, все с тем же саквояжем для рукоделия, который был при ней, когда Герцог привез ее в Большой Дом, но той сливочной, яркой, полной надежд женщины, которой она была тогда, давно нет. Сеймур погиб в автомобильной катастрофе, сказала она нам, был сбит пьяным водителем в Ноксвилле, и она отдает себя на нашу милость.

– Мне больше не к кому обратиться, – сказала она. – Я не стала предупреждать, думала, если вы увидите, в каком я отчаянном положении, то, может быть, сжалитесь надо мной, позволите мне остаться.

Мэри не ударила в грязь лицом и приняла Кэт.

– Матери и младенцы занимают особое место в моем сердце – и в сердце Божием, – сказала она. – Но это лишь доказывает мою правоту. Виски разрушает жизнь всех, кого коснется.

Мэри заслуживает всяческого уважения за то, как она приняла Кэт. Что до меня, я была слишком убита вестью о гибели Сеймура, чтобы что-либо говорить. Никак не могла избавиться от воспоминания о том, как в тот роковой день на озере он схватил за руку Эдди, когда тот застыл от страха на эстакаде. Теперь их обоих больше нет. Я надеялась, что в те последние мгновения перед смертью Сеймур был счастлив, предвкушая, как станет отцом.

Кэт спросила об Эдди, и когда мы рассказали ей, что случилось, это ее добило. Она впала в то же безнадежное бесчувствие, в котором пребывала я после смерти Эдди, винила себя за то, что взяла деньги Мэтти, за то, что бросила Эдди, за то, что думала, будто они с Сеймуром смогут просто уйти и рок их не настигнет. Когда у нее отошли воды, именно Мэри вновь показала себя молодцом. Думайте о ней что хотите, но Мэри считает, что материнство – приведение в этот мир невинной жизни и забота о ней – есть высшее призвание женщины, и именно Мэри помогала Кэт направить мысли к тому, что ждет впереди, к ее малышу и к радости, которую он ей принесет.

Я наполняю стакан, подставив его под кран в кухне. Это свежая колодезная вода, прозрачная и холодная, и я осушаю стакан до дна, потом вновь поднимаюсь наверх. В родильной комнате жарко и тесно, и все мы пропотели насквозь, но в воздухе витает дух яростной готовности, каждая из нас отчетливо осознает, что на кону стоят две жизни, и мы полны решимости сделать свою работу как можно лучше.

Мэри и тетушка Фэй стоят на коленях между ног Кэт. Нелл – у купели с водой, держит наготове свежие и горячие полотенца. Моя задача – успокаивать Кэт, отирать пот с ее лба, поэтому я сажусь у ее плеча, и она крепко стискивает мою руку, словно я – единственное, что держит ее в этом мире. Я никогда раньше не присутствовала при родах, и они оказываются грязнее, кровавее, шумнее и болезненнее, чем мне представлялось, и я чертовски горжусь мужеством Кэт.

Тетушка Фэй то и дело ныряет под окровавленную простыню, укрывающую бедра Кэт, мне мало что видно, но я замечаю, что ее плечи вовсю работают, а руки заняты. Затем Кэт испускает вопль, который слышно, наверное, на другом конце округа.

– Ножницы! – рявкает тетушка Фэй.

Я по-прежнему не вижу, что происходит, но через мгновение тетушка Фэй встает на ноги с младенцем в руках – но, о Господь всемогущий, младенец весь синий. Случилось что-то ужасное!