Наследие Рима. Том 1. Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

Адефонси, «quem Toletanum alcaydem supra diximus, elegit sibi nongentos milites ex fortissimis Toleti et aliarum civitatum Toletanorum, et Avile et Secovie, et mille pedites electos et, sicani accept tempt asuetus, ascenditam cum that aurum и argentum и opes maginas, fecitque magnam captivitatem и magnas cedes per totam campaniam Cordube». Жители Саламанки также совершили экспедицию в Бадахос с замечательными результатами и с идеей не воздавать «славу нам ullo Principi aut duci»[233].

В этом источнике появляются межсоветные экспедиции, участие «избранных» пеонов и наличие явной оппозиции к высшей знати. Нам также известно об участии контингентов совета в Лас-Навас. Военные рыцарские ордена – еще один элемент устройства границы и их численность особенно высокa на южном субплато. Их роль с некоторыми нюансами аналогична роли южных советов. Они играют центральную роль в защите границы. Между приказами Калатравы, Сантьяго и Госпиталя в этой области находится сорок четыре замка.

Они возникают из самого общества и, хотя они зависят от королевской благосклонности в плане экономической консолидации, подобно советам, они осуществляют свою деятельность автономно. Соборы и приказы позволяют монархии освободиться от прямой оборонительной работы в полном противодействии андалузскому этатизму. Военная роль орденов была в основном оборонительной. Их ограниченные контингенты сосредоточились на защите замков, формирующих его юрисдикционные пространства.

Мы также не должны забывать их наступательный вклад, как и советы, в различные экспедиции, автономно разработанные с очень ранних дат. Противостояние между военными орденами и андалузскими рибатами не могло быть более явным. Ордена выполняют постоянную оборонительную роль и интегрируются в королевское войско, когда требуется их сотрудничество. Их роль в первую очередь предназначена не только для служения Господу, но и выполнению мирских обязанностей.

Монархия развивает в районе Эстремадуры социальную и территориальную модель, которая облегчает оккупацию и позволяет консолидировать оборонительную сеть. Защита этой территории обеспечивается почти исключительно за счет приграничных городов, а затем и орденов. Эта пограничная социальная модель создает глубокую оборонительную сеть, которая гарантирует оккупацию и защиту территории и делает возможным новые территориальные завоевания.

Все общество организовано для развития динамики расширения. Этот процесс затрагивает не только элиту, но и крестьян, населяющих новые территории. Общество в целом вовлечено в этот процесс завоевания и территориальной консолидации. Видим ли мы что-то подобное в Аль-Андалусе? Мусульманская Испания чувствует себя комфортно в своем геополитическом пространстве, в котором ранее оккупированные районы к северу от Центральной системы не появляются в VIII веке[234].

По этой причине андалузские пограничные сооружения имеют совершенно иной профиль. Они не предназначены для консолидации какой-либо территориальной экспансии и не перекрывают общество в целом. В андалузском мире мы можем говорить о пограничных структурах, но не столько о пограничных обществах.

Концепция границы в Аль-Андалусе является строго оборонительной по отношению к Альманзору. Даже в моменты явной или абсолютной военной гегемонии не предлагается территориальная экспансия к северу от Центральной системы. Пограничная сеть пытается ответить на испано-христианскую экспансию.

Эта концепция неизбежно обречена на провал. Слова Альманзора на смертном одре, независимо от того, собраны они с большей или меньшей верностью, ясно отражают эту реальность.

«Если бы Бог вдохновил меня опустошить то, чем я завоевал, и очистить то, что я властвовал, от жителей, и я бы поставил между страной Мусульман и страной христиан десять дней марширта по безлюдным местам и пустыням, хотя [они] стремятся ступить по ним, они не перестанут погибать. Как следствие, они не прибудут в страну ислама, кроме как в клочьях, из-за необходимого количества положений маршрута и сложности цели».

Повторение походa Альманзором в значительной степени является ответом на внутреннюю политику и его заинтересованность в укреплении своей нелегитимности. Джихад – очень полезный инструмент, чтобы представить себя хорошим мусульманином. Временное завоевание Заморы Альманзором в 989 году является хорошим примером того, что мы только что сказали. Он оставил там поселенцев и назначил губернатора. Единственной целью было предотвратить христианскую экспансию к югу от Дуэро. Должно быть, это было недолгое заявление. Его сын Абд аль-Малик приказал начать новое завоевание в 1005 году. Три завоевания за короткий промежуток времени и без четких территориальных результатов.

Вышеупомянутые слова Альманзора сохраняют четкую политическую связь с его действиями и действиями его политического наследника. Власть Омейядов никогда не рассматривала оккупацию и колонизацию территорий, расположенных к северу от Центральной системы. Его стратегическая концепция сосредоточена на сохранении своих границ.

Наряду с этой защитной концепцией не развивается специфически пограничное общество, приспособленное к условиям тагра. Несомненно, исламские принципы препятствовали адаптации, подобной той, которую разработали испано-христианские королевства. Привилегия выходит за рамки исламского менталитета, поэтому не существует таких вещей, как уставы и письма о франшизе, которые распространены в Западной Европе. Равенство верующих требует наличия одинаковых прав и обязанностей.

В Толедо, например, строго применяется исламское налогообложение. Эта реальность четко выражена в уступках, которые они получили после подчинения Абд аль-Рахману III: отныне они будут освобождены от различных налогов и будут платить закят, или десятину, которую должны платить верующие. Толеданцы, кордовцы или севильцы не имеют разных налоговых обязательств, несмотря на то что они находятся в очень разных геополитических условиях[235].

Различия там, где они существуют, обусловлены политическими факторами, а не предоставлением привилегий. Государство в Аль-Андалусе несет ответственность за защиту границы, и жители тагра в принципе подлежат такому же налогообложению, как и остальные территории. Существование исламских боевиков на границе носит личный и индивидуальный характер и не затрагивает общество в целом.

Ссылка Аль-Идриси на Медельин очень поразительна. Он сообщает нам, что «его конница и пехота совершают набеги на страну христиан». Аналогичных ссылок на другие центры нет. Эти вторжения можно связать с набегами мавров, о которых упоминает Хроника населения Авилы. Случай Альбалата (Романгордо, Касерес) также примечателен. После завоевания Кориа ее жители покинули крепость, которая была немедленно разрушена людьми из Авилы и Саламанки.

Альбалат, расположенный рядом с Тежу, должен был предполагать некоторую опасность для зон Эстремадуры. Несомненно, это будет точка, с которой будут осуществляться действия, аналогичные тем, которые указал аль-Идриси для Медельина. Однако это не похоже на обобщенную ситуацию, а скорее на разовую и конкретную. Мы не знаем, какие отношения будут иметь эти экспедиции, похоже, что они не контролируются государством, с рибатом, который группирует комбатантов, желающих осуществить джихад. Рибат исходит из гражданского общества и не носит государственного характера. Его военное влияние невелико.

Для Микеля де Эпальса, и это, кажется, разделяемое мнение, «военная неопытность марабутов несовместима с воинственной эффективностью мусульманских армий». Для автора это различие четко прослеживается в XII веке, когда «первый пошел