Наследие Рима. Том 1. Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

Это повлияет на то, чтобы внимание генуэзцев сместилось на Запад в XIV веке и участие в иберийских компаниях и новых экспедициях, открытие новых земель, намного опередив Венецию. Республика Венеция закрепилась на восточных колониальных остатках, сохраняя преемственность в направлении Египта и Крита. Между тем Адриатическое и Ионическое побережье, от устья Неретвы до Коринфского пролива, оставались нетронутыми проникновением венето-генуэзцев, оставаясь во власти Рагузы и ее торговцев.

Интерес этого региона заключался в том, что он давал выход для торговли полезными ископаемыми из месторождений Сербии и Боснии, особенно серебром, самым востребованным товаром на Западе и приносившим самые большие прибыли, отсюда и попытки венецианцев восстановить свою гегемонию[247].

Силы Рагузы позволили защитить территорию от любого вмешательства, направив экспортный поток, который был завершен группой торговцев, которые торговали другими полезными ископаемыми внутренних районов (свинец, киноварь, медь) и сельским и прибрежным производством Албании и Эпирa: соли, крупы, шкуры, вяленой рыбы и красителей грана.

Почти уничтожение Империи как политического образования в результате латинской интервенции 1204 года не сопровождалось культурным и религиозным аннулированием. Подчинение Константинопольского патриарха папству Рима привело к переносу центра Православной Церкви в Никею, откуда зародилось антилатинское движение сопротивления, продолжившее существование и позже, в оппозиции к унионистской политике некоторых из Палеологов.

Точно так же блестяще устроенный интеллектуальный мир с XII века рассеялся по греческим территориям, способствуя восстановлению византийской идентичности. Ненависть к западному стала фундаментальным идеологическим компонентом, поддерживающим пламя ортодоксии и радикального национализма.

Михаил VIII в качестве решающего аргумента за выживание и восстановление Империи внес нечто большее, чем его приближение к Риму, ибо первый Палеолог способствовал культурному и духовному возрождению Византии в рамках эллинистической традиции.

Введенные доктринальные модификации стремились сгладить разногласия с латинской церковью, обходя традиционную концепцию дискуссии, Filioque, которую Григорий Палама, афонский монах и один из величайших православных богословов, описывает как простую словесную проблему, с которой разделение между православными и католиками сводилось просто к второстепенным вопросам, таким как чистилище, опресноки и папское первенство[248].

Но признанное Православной Церковью официальное учение Исихасты (1351 г.), отстаивавшее возможность встречи человека с Богом через молитву к Иисусу и длительное и мучительное ученичество, было далеко не проунионистским, а аппарат Византийской Церкви был никогда не готов сделать последний шаг. Поддержание традиционализма должно было увековечить разделение с Римом, и хотя единственный способ спасти Византию был на стороне Запада, последовательные имперские попытки добиться союза разбились о консерватизм церковной иерархии, который сильно радикализировал народные настроения.

Это не было проблемой догмы. Под защитой религиозной ортодоксии произойдет культурное обновление, которое ищет отличительные черты христианского Востока, чтобы обозначить разделение. Главный аргумент будет найден в древнем языке и культуре, жизненная сила и самобытность которых со временем будет захвачена жителями Запада.

Восстановление классической эстетики с прицелом на великолепие времен, разрушенных приходом латинян, приводит их к открытию эллинизма и возвращению к александрийской традиции, уделяя внимание преподаванию философии и риторики, но также точным и естественным наукам, особенно медицине. Таким образом, в XIV и XV веках, совпавших с великим политическим и экономическим кризисом, произошло большое развитие византийской мысли.

Философия, наука и история приобретут новую трактовку, которая пересечет границы и достигнет северной Италии, в городах которой проводилось подобное обновление и которая нуждалась в образцах и текстах, которые греческая культура несла из первых рук[249].

Ученые, такие как Мануэль Крисоларас, отправились в основные итальянские города, чтобы преподавать греческий язык и дать представление о восточном прошлом: Платон, Геродот, Фукидид, которые интересовали гуманистов и Ренессанса. И именно западные гуманисты во главе с Сильвио Пиколомини, будущим папой Пием II, больше всего пострадают от несчастья, хотя и не добившись никаких политических действий.

Конец византийского мира с падением Константинополя над властью османов можно считать таковым в политическом и экономическом аспектах, а не в том, что соответствует религиозным, культурным и художественным аспектам православного мира, которые не только соединились с огромной жизненной силой Mосковии, но продолжала проявлять признаки своего могущества на территории бывшей Империи, под турецким владычеством.

11

Битва при Манзикерте

Вступительное слово

Битва при Манзикерте была самой роковой катастрофой в византийской истории[250].

Впервые средневековые тюрки стали широко известны за пределами Ближнего Востока в 1071 году, когда весть о необычайной военной победе начала доходить до Европы. Второй правитель мусульманской сельджукской династии Алп Арслан, кочевник из степей Центральной Азии, почти исключительно известен за пределами Турции как победитель в знаменитой битве при Манзикерте в августе 1071 года[251].

В этом сражении он победил византийского императора Романа IV Диогена, взял его в плен и затем отпустил его с честью. Историки со времен Гиббона и далее традиционно рассматривали эту битву как ключевой момент, после которого Византийская Малая Азия постепенно должна была стать мусульманской Анатолией[252]. Манзикерт стал началом конца медленного, но неумолимого упадка как Византии, так и христианства в Анатолии.

Кроме того, современные историки крестоносцев считают битву при Манзикерте одним из факторов, вызвавших беспокойство по поводу мусульманского мира в умах христианских правителей в Европе XI века. Было беспокойство и страх перед растущей властью турок на восточных флангах древней христианской империи Византии и проникновением волн кочевых турок через Анатолийское плато.

Зачем еще изучать битву при Манзикерте? Это уже было предметом многих научных статей на европейских и восточных языках. Кроме того, до сих пор актуaльная и популярная книга Альфреда Фрэндли, удачно названная «Страшный день: битва при Манзикерте, 1071[253] год», охватила многие аспекты этой темы, и в частности детали самой битвы.

Тем не менее следует сказать, что западные ученые несколько пренебрегали историей средневековых турок в мусульманском мире, начиная с XI века, когда они были правителями Ирана, Ирака, Сирии и Анатолии до появления османов. То же самое относится и к современным турецким ученым, которые сами предпочитают сосредоточиться на достижениях османов.

Все же тюркcкие династии – сначала сельджуки Ирана и Анатолии, а затем мамлюками Египта – доминировали в доосманском исламском мире и установили традиции управления, которые должны были быть унаследованы и усовершенствованы османами. До недавнего времени в Европе[254], а также среди арабов и персов[255] существовали давние предрассудки в отношении тюрoк как в Европе, так и среди арабов, и попытки их принизить.

Но бесспорным фактом является то, что они доминировали и формировали земли, которыми они управляли, – Ближний Восток на протяжении тысячелетий и Восточная Европа на протяжении многих