Экология внимания - Citton, Yves;

Соблазн альтернативных виртуальных вселенных, притягательность многозадачных людей и вещей, наша почти религиозная преданность постоянному движению - все это признаки страны отвлеченности, в которой наши старые представления о пространстве, времени и месте были разрушены. Вот почему мы все меньше способны видеть, слышать и понимать то, что актуально и постоянно, почему многие из нас чувствуют, что едва держатся на плаву, а наши дни отмечены вечной неустроенностью. Более того, ослабление наших способностей к вниманию происходит такими темпами и во многих сферах нашей жизни, что эрозия достигает критической массы. Мы находимся на грани потери способности общества к глубокой, устойчивой концентрации внимания. Одним словом, мы скатываемся к новому темному веку. 9

Тезис об ослаблении внимания под влиянием новых технологий находит свою наиболее развитую форму в дискурсе третьего типа, который конкретизирует угрозу надвигающегося Темного века, провозглашая риск РАСПАДА МЕДИОЛОГИЧЕСКОГО РЕЖИМА: наши современные и демократические цивилизации основаны на примате книжного внимания, способствующего концентрации, которое сегодня заменяется новым режимом цифрового отвлечения, где доминируют изображение и гиперссылка. За эрозией настоящего внимания, которое мы больше не в состоянии уделять друг другу, и что еще опаснее, мы должны обнаружить цивилизационное смещение (которое иногда называют необратимым), действующее в том, как наши цифровые экраны стимулируют, активируют и структурируют нашу способность к вниманию (и наши нейронные сети).

Без сомнения, именно Николас Карр сформулировал наиболее соблазнительную и известную защиту этого тезиса, который он разрабатывает на пересечении медиалогически вдохновленных макроисторических схем и самых последних открытий в области нейронной пластичности:

Похоже, что мы, как и говорил Маклюэн, оказались на важном этапе нашей интеллектуальной и культурной истории, в момент перехода между двумя совершенно разными способами мышления. То, что мы променяли на богатства Сети - и только зануда откажется увидеть эти богатства, - Карп называет "нашим старым линейным процессом мышления". Спокойный, сосредоточенный, не отвлекающийся, линейный ум вытесняется новым видом ума, который хочет и должен принимать и выдавать информацию короткими, разрозненными, часто пересекающимися всплесками - чем быстрее, тем лучше. [...] Как нейроны, которые работают вместе, соединяются, так и нейроны, которые не работают вместе, не соединяются. По мере того как время, которое мы тратим на сканирование веб-страниц, вытесняет время, которое мы тратим на чтение книг, время, которое мы тратим на обмен текстовыми сообщениями, вытесняет время, которое мы тратим на составление предложений и абзацев, время, которое мы тратим на переходы по ссылкам, вытесняет время, которое мы посвящаем спокойному размышлению и созерцанию, цепи, поддерживающие эти старые интеллектуальные функции и занятия, ослабевают и начинают распадаться. 10

В соответствии с оригинальным подзаголовком, цель книги - понять, "как интернет меняет то, как мы думаем, читаем и запоминаем". Его рассуждения становятся особенно драматичными, когда, не довольствуясь выявлением "глупости" нашего поведения в Интернете, он описывает длительное отупение нашего вида, поскольку он постоянно физиологически перепрограммируется новыми цифровыми практиками. Машина отвлечения внимания, обрекающая нас на неизлечимую поверхностность, угрожает не столько нашему вниманию, сколько нашей способности к вниманию. Таким образом, современные размышления о новой цифро-капиталистической экологии индивидуального внимания, безусловно, мрачны - они находятся между эрозией, обскурантизмом и самоубийством.

Литературный мозг на пути к вымиранию

Вполне возможно признать ясность только что рассмотренной критики, сохранив при этом определенный скептицизм по отношению к ее апокалиптическому тону. Вслед за Маршаллом Маклюэном такие мыслители, как Вилем Флюссер, Феликс Гваттари или Иван Иллич, начиная с 1970-х годов, уже описывали происходящее крупное медиалогическое смещение, в конце которого книга-объект и текст-форма, а также связанные с ними культурные практики и системы власти, по всей вероятности, подвергнутся глубокой реконфигурации, поскольку интерактивные аппараты наберут силу - их подводные камни они смогли предвидеть в то же время, как и их преимущества. В своей последней книге, расположенной почти в той самой точке, где сходятся три вышеперечисленных течения, Джонатан Крэри совершенно справедливо отмечает, что, в отличие от обещанного освобождения интерактивности, машины внимания, которые сегодня окружают потребителей "позднего капитализма", вызывают еще большее отчуждение, чем старое доброе телевидение, на котором наши старики разворачивали политическую критику.

То, что прославлялось как интерактивность, было, скорее, мобилизацией и привыканием человека к неограниченному набору задач и рутинных действий, далеко выходящих за рамки того, что требовалось от человека в 1950-60-е годы. [. . . .] Так называемые "умные" устройства называются таковыми не столько из-за преимуществ, которые они могут предоставить человеку, сколько из-за их способности более полно интегрировать пользователя в круглосуточную рутину. [. . . .] Поскольку возможности для электронных транзакций всех видов становятся вездесущими, не остается и следа от того, что раньше было повседневной жизнью, недоступной для корпоративного вторжения. Экономика внимания растворяет разделение между личным и профессиональным, между развлечениями и информацией, и все это перекрывается обязательной функциональностью коммуникации, которая по своей сути и неизбежности является круглосуточной. [. . .] Когда появляются [новые] устройства (которые, несомненно, называются революционными), они просто способствуют увековечиванию все тех же банальных упражнений безостановочного потребления, социальной изоляции и политической беспомощности, а не представляют собой некий исторически значимый поворотный момент. 11

Диагноз неопровержим. Прочтение текущего исторического момента в эволюции аттенциональных аппаратов является ясным и освещающим. Однако мы можем задаться вопросом о "форме внимания", на которую ориентированы эти размышления о внимании в этимологическом смысле этого термина (ad-tendere). К чему они направлены? - Если не к ностальгии по старым добрым временам, которые теперь утеряны: "повседневная жизнь, недоступная для корпоративного вторжения", "наш старый линейный мыслительный процесс", "наши старые представления о пространстве, времени и месте". Если Иллих, Флюссер или Гваттари располагали (радикальную) критику настоящего в перспективе новых форм освобождения, ставших возможными (и уже ставших возможными) благодаря цифровому развитию нашего коллективного интеллекта, то последнее десятилетие, кажется, обрекло себя на сетования по угасающему прошлому.

Кажется неразумным оставлять привилегию надежды визионерам постгуманизма и другим предпринимателям Веб 3.0, которые обещают регулировать нашу перегрузку внимания с помощью чуда технологических инноваций - как Рэй Курцвейл, когда он заявляет, что наши электронные почтовые ящики скоро смогут напрямую общаться друг с другом, без необходимости тратить время на просмотр наших сообщений. 12 Как мы можем вновь включить рефлексивное прочтение наших трансформаций внимания в коллективное движение надежды и нового развития, не теряя при этом ясности вышеупомянутой критики капитализма и машинного отчуждения? Это, несомненно, главный вызов рефлексивных дискурсов, которые мы могли бы проводить сегодня о