Российский колокол № 2 (51) 2025 - Литературно-художественный журнал

– Кажется, что-то случилось.

– Мир этот с нами случился. Или мы с ним.

Он лишь вздохнул и крепко взял её за руку – перебежали опустевшие пути.

За чудом не нужно бежать ни на какой край света – мы и так на Краю. А чудеса – вот они, рядом: живые трамваи, поезда и корабли, весь город. Нужно лишь уметь видеть. Точнее, не видеть – помнишь, говорила, что глаза лгут? Чувствовать. Я вот чувствую.

– Красивый дракон, правда?

– Дракон? О чём ты?

Девушка указала рукой на уходящий поезд:

– О нём, конечно.

Она не разглядела в темноте Его лица, но почувствовала улыбку.

– Не веришь?

– Нет, почему же. Тебе верю. Но дракон-поезд… это же немного нелепо.

– Очень даже лепо, мой глупенький Принц. У тебя устаревшие представления о драконах. А они меняются вместе с миром. Всё меняется.

– «Принц» – тоже понятие устаревшее, знаешь ли.

Она пожала плечами. На Него прямо никогда не смотрела, лицом к лицу – только при поцелуе, но тогда глаза-то закрыты. Не задумывалась об этом с непривычки, а если вдруг задумывалась – как-то боязно. Даже драконы ей гораздо привычнее людей. И то Он – не человек для неё. Точнее, человек, конечно, но не такой, как все эти, остальные, – другой, именно Он, прекрасный Принц. Первый, кто осмелился к ней такой прийти, за руку взять и повести, и: «Я покажу тебе мир, который ты и так знаешь до чёрточки, но по-другому, другим».

А глаза ведь лгут – помнишь, говорила? Вдруг и на Него – посмотрю и… растает.

Дым заводских труб заполонил небо. Уже и непонятно, где он, а где настоящие облака. Каждый участок космической глубины постепенно поедался им. Огромный дракон, прячущий под дымом своего дыхания всё небо, весь город, всю планету. Чего он хочет? Удушить ли смертельным шлейфом, напустить ли завесу, за которой должно произойти что-то… Что? Какие метаморфозы?

Вот этот дракон – не безобидный городской трамвайчик. Те укусить могут, только если не заплатишь за проезд. Этот тоже прятался, скрывался под иным обличьем, но медленно отравлял и людей, и всё вокруг. Неплохая мишень для Чёрной стрелы, даже последней в своём роде.

В отдалении, со стороны ушедшего поезда, – драконий рык. Без ответа – прости, не сегодня. Сейчас гораздо больше хочется и гораздо проще добраться до родных руки, плеча, губ, а не совершать подвиги. Да и нужны ли они кому-то, подвиги?

⁂

По обеим сторонам от дороги – лес. Деревьев много-много, все они тонкие-тонкие. Будто разводы акварели, будто капилляры самого Севера. Это не величие, но хрупкость. И бесконечная красота.

Мох бахромой оплетал и землю, и деревья. Деревья брались за руки – веточками сплетались друг с другом в неповторимый узор, тонкой полупрозрачной шалью укрывали простуженное небо, с которого временами шёл мокрый снег.

Кажется, между деревьев, где-то вдалеке, блуждали белые огоньки. Рыцарь блуждал тоже.

Меч-то выбросил, а вот от пугающего холода внутри не избавился.

Изморозь изнутри по доспехам разрослась в ледяные иглы – до самого сердца, оплетая терновой оградой. Эй, ты там – бьёшься ещё? Ты там есть ещё?

Тишина. За терновником – сон.

Город и правда показался к ночи. Городок. Низкий и протяжённый, разросшийся многорукой моховой кляксой по земле, сросшийся и слившийся с камнем.

Закат обрисовывал полупрозрачное воспоминание всё отчётливее, реалистичнее. Чьи-то глаза. Чуть зауженные и тёмные-тёмные, по-южному. Каждое здание, каждый закоулок, каждый фонарь в городке, казалось, смотрели на него этими её – он был уверен, что именно некой её, – глазами. И, даже не существуя, взгляд этот бередил душевное болото гораздо сильнее драконьего чая. Не она ли это – за кем он идёт? Но разве найдёт он её, такую непохожую на всё, здесь?

Вместе с подкрадывающейся темнотой в душу закрадывалось всё больше теней. И откуда там столько места для целых полчищ? Наверное, потому, что была – пустота. Но пустота не совсем обычная… там пряталось что-то, что-то такое, как эти глаза. Просто он никак не мог вспомнить больше, выудить это нечто на поверхность из трясины забвения, а одно-единственное воспоминание ли, видение ли ещё было слишком слабо, чтобы рассеять эту темень. Сил его хватало только на то, чтобы поднять ил со дна. А самому рыцарю вроде желанно было вспомнить, а вроде – страшно. Кто знает, что там, на дне души.

Молитва стыла на губах недоговорённым словом, полувздохом, недодуманной мыслью.

Обрушивались ночь, дым, ядовитые цвета вывесок, и удивительная безлюдность тоже – обрушивалась.

⁂

Ярко-жёлтый рюкзак за спиной девушки – настоящее солнце, не то что этот тускло-белый шар за облачно-дымной завесой. Будто кто-то включил настольную лампу и сел писать, но пока прибавляются не страницы романа, а только тлеющие обломки сигарет.

В одно ухо лилась музыка, в другое – затишье утра.

Обманчиво пустынная трамвайная остановка.

Странник при звуке шагов поднял склонённую голову, метнул ледяным копьём взгляд из-под капюшона плаща. Девушка остановилась, спокойно осмотрела силуэт сквозь чёлку и осторожность. Оба – думая, что про себя, – выразительно друг для друга и друг на друга усмехнулись. Доспехи друг друга обоим показались нелепыми.

Рыцарь устало потёр переносицу. В разум утро ещё не пришло, там сновали видения ночи. Девушка присела рядом на скамью и оглядывала доспехи.

– Настоящие?

– Конечно, – даже оскорблённо вскинул голову рыцарь.

– Ну простите, не обижайтесь. Мне просто интересно. А где же ваше оружие?

– Без него я остался.

– Как же вы собрались спасать?

Он тяжело вздохнул:

– Да никому не нужно здесь это.

Оба помолчали немного. Она вдруг отбросила с лица чёлку и уронила быстрый взгляд на странника, заговорив о другом:

– А вы знали, что все трамваи в этом городе – заблудившиеся?

Вот уж был настоящий взгляд-копьё. Пронзающий ясностью. Те самые по-южному тёмные глаза, что накануне виделись повсюду. Он нашёл их, а его глаза расцвели под обломками невидимой маски, неизбежно и спокойно. Темень под нагрудником и грудной клеткой рассыпалась осколками чёрного льда. Один из них – в самое сердце. Все важные, дорогие вещи – всегда по-своему болезненны. Нежность – мимолётна, шрам – вечен. Разлука – ещё не шрам, но ноющая рана.

– Эстер?

Девушка удивлённо улыбнулась:

– Моё… мой псевдоним. Как вы догадались?

Рыцарь потерянно осматривал до боли родные черты – уж теперь-то он точно вспомнил. Несомненно: взгляд, улыбка, эта ямочка, убежавшая на одну щёку, этот наклон головы в ту же сторону. Но всё это любовно-заученное в окружении чего-то совершенно иного. Выдрали холст из рамки и вставили в другую, то ли не по стилю, то ли не по размеру. То ли… зал не тот для подобной картины.

Нет, не она. Но сходство удивительное.

– Прошу прощения… вы просто очень напомнили мне мою… возлюбленную.

– С ней что-то случилось или почему вас так опечалило это?

Она подалась ближе, убрала с его лба случайную прядь, коснувшись шрама на переносице. Он с лёгким испугом зажмурился от слишком знакомого жеста.

– Эстер, она… очень далеко. Я давно не видел её, не знаю, что с ней. Я… только теперь смог вспомнить, из-за вас.

– Тогда идите к ней скорее. Если она вас любит, ей вы гораздо нужнее, чем безразличным ко всему людям здесь.

Девушка поднялась со скамьи и прошла вперёд, поправляя съехавшую к локтю лямку рюкзака, – трамвай приехал. Двери раскрылись.

– Подождите!

Озарённый, странник подбежал к ней. Девушка же вскочила на ступеньку, другую, ухватилась за поручень одной рукой и через открытые пока двери подалась к нему. Без всяких преград смотрела прямо в светлый лёд глаз. Впервые за долгое время по-настоящему светлый оттого, что за ним, взглядом этим, освещая разум и душу, расцвело солнце, да такое тёплое, что лёд уже таял слезами по щекам. Слезами открытия и радости. Так плачут, когда возвращаются.

– Благодарю вас, Путеводная звезда моя.

Она подалась ещё ближе и коснулась губами золотых прядей.

– Будь счастлив, милый рыцарь. И пусть путь домой будет лёгок.

Одинаковые, как им и положено, оттолкнулись друг от друга. Но что-то это соприкосновение всё же оставило в обоих.

Рыцарь проводил взглядом уходящий трамвай и отправился в путь. Теперь он точно знал, куда ему идти, и цель эта была