Василий Чуйков - Николай Александрович Карташов

на железнодорожные станции, где шла разгрузка резервов, а также на направляющиеся к фронту маршевые колонны. В иные дни враг совершал до 3000 самолето-вылетов, сбрасывая сотни тонн смертоносного металла.

Целями фашистских летчиков также были многочисленные колонны беженцев. Нескончаемым потоком они тянулись по степным дорогам: женщины, дети, старики… За собой люди тащили тачки, повозки, коляски с домашним скарбом. Вместе с ними, поднимая облака пыли, шли гурты скота. Люди торопились к переправам через Волгу. По определению, немецкие летчики не могли спутать беженцев с колонной войск. Однако они сознательно творили свое кровавое дело, убивая мирных граждан.

В сентябре положение советских войск серьезно ухудшилось. Враг с диким упорством продвигался вперед, этому во многом способствовало его многократное превосходство в живой силе и технике. Наиболее значительным оно было в полосе 62-й армии: в живой силе – в 1,8 раза, в танках – почти вчетверо, в крупнокалиберной артиллерии – в 6 раз. Некоторые соединения в 64-й и 62-й армиях, имели в своем составе всего по 500—1000 человек, а в десяти танковых бригадах оставалось 146 танков. К сожалению, предпринятые в помощь защитникам города по приказу Ставки удары с северо-восточного направления армий Сталинградского фронта не достигли желаемого результата. Введенные в бой прямо с многокилометровых маршей войска продвинуться или сбить противника с позиций и прорваться на юг, к городу, так и не смогли.

Двенадцатого сентября заместитель Верховного главнокомандующего генерал армии Г.К. Жуков и представитель Государственного комитета обороны Г.М. Маленков послали следующий документ в Ставку.

Москва, тов. Сталину.

…2. Начатое наступление 1, 24 и 66-й армий мы не прекращаем и проводим его настойчиво. В проводимом наступлении, как об этом мы Вам доносили, участвуют все наличные силы и средства.

Соединение со сталинградцами не удалось осуществить потому, что мы оказались слабее противника в артиллерийском и авиационном отношении. Наша 1-я гв. армия, начавшая наступление первой, не имела ни одного артиллерийского полка усиления, ни одного полка ПТО и ПВО.

Обстановка под Сталинградом заставила нас ввести в дело 24-ю и 66-ю армии 5.9, не ожидая их полного сосредоточения и подхода артиллерии усиления. Стрелковые дивизии вступали в бой прямо с пятидесятикилометрового марша.

Такое вступление в бой армий по частям и без средств усиления не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от Сталинграда его главные силы против нашей группировки, чем облегчилось положение Сталинграда, который без этого удара был бы взят противником.

3. Никаких других и неизвестных Ставке задач мы перед собой не ставим…

Именно 12 сентября, как пишет в своих воспоминаниях Чуйков, войска 62-й и 64-й армий под давлением превосходящих сил противника, несмотря на героическое сопротивление, вынуждены были отойти на рубеж, проходивший в 2—10 километрах от городских окраин. К этому времени противник в районе Купоросное вышел к Волге и изолировал 62-ю армию от остальных войск фронта. На 62-ю армию была возложена задача оборонять центральную часть Сталинграда и заводские районы. Ее фронт обороны проходил от правого берега Волги у поселка Рынок, через Орловку, восточнее Городища и Разгуляевки, опытная станция, железнодорожная станция Садовая, Купоросная. Максимальное расстояние от берега Волги у Орловки около 10 километров. С 13 сентября начались бои непосредственно за город.

За день до этого Чуйкова вызвали к командующему Юго-Восточным фронтом генерал-полковнику А.И. Еременко, которому в тот момент подчинялись войска и Сталинградского фронта. Он сразу был принят командующим и членом Военного совета фронта Н.С. Хрущевым. Чуйкову объявили, что его назначают командующим 62-й армией. Для Василия Ивановича это стало неожиданностью. Впрочем, обратимся к воспоминаниям Хрущева, будущего руководителя Советского Союза: «К этому времени у меня сложилось уже очень хорошее впечатление о Чуйкове. Мы позвонили Сталину. Он спросил: “Кого же вы рекомендуете назначить на 62-ю армию, которая будет непосредственно в городе?”. Говорю: “Василия Ивановича Чуйкова”. Его почему-то всегда называли по имени и отчеству, что было в рядах армии редко. Не знаю, почему так повелось. Сталин спрашивает: “А не пропьет он армию?”. Отвечаю: “Товарищ Сталин, я никогда не слышал, что он пьяница и может как-то пропить армию. Не знаю, откуда у вас такие сведения о Чуйкове. Чуйков себя очень хорошо показал как командующий отрядом, который он сам организовал. Думаю, что он и впредь будет хорошим организатором и хорошим командующим 62-й армией”. Сталин: “Хорошо, назначайте. Утвердим его”».

Так Чуйков стал командующим 62-й армией. Правда, приказ о его назначении датирован другим числом – 9 сентября. Видимо, Сталин сразу после разговора с Хрущевым дал команду включить фамилию Чуйкова в приказ. Теперь что касается слов вождя: «А не пропьет он армию?» Безусловно, Сталин был хорошо осведомлен о том, что из себя представляет тот или иной военачальник. Он знал их сильные и слабые стороны. Такого рода информацию Сталин получал от людей из своего окружения. Кто из них «настучал», что Чуйков выпивает, сейчас трудно сказать. Возможно, тот же Мехлис. Действительно, Василий Иванович выпивал, как и всякий русский человек. Но пьяницей никогда не был, о чем впоследствии свидетельствовали его ближайшие помощники. И здесь Хрущеву нужно отдать должное, что в разговоре со Сталиным он, по сути, защитил Чуйкова и поспособствовал его назначению командующим 62-й армией.

В то же время Хрущев не преминул бросить и камень в огород своего выдвиженца: «Чуйков был элегантно одет. Необычно, не так, как другие наши генералы одевались во время войны. Ходил со стеком в руке. Производил впечатление человека с претензией. Создалось не особенно-то приятное впечатление».

Что же это за элегантный вид был у Чуйкова? Автор повествования просмотрел десятки фотографий Чуйкова того периода. На большинстве из них Василий Иванович одет как раз в форму, которую носили наши генералы. Лишь на одной штабной фотограф запечатлел его в плаще. Человек гражданский, Хрущев не знал, что генералу по нормам вещевого довольствия полагался плащ. Как полагалась, к примеру, папаха. Так что Чуйков нисколько не нарушил правила ношения формы одежды, которая ему, стройному и подтянутому, в отличие от низкорослого и полноватого Хрущева, всегда была к лицу. Что касается стека, то ходить с ним Василию Ивановичу, было просто удобнее, поскольку беспокоила старая рана на ноге, и трость служила дополнительной опорой.

Хрущеву также приписывают слова о том, что якобы генерал Чуйков воевал в белых перчатках. В действительности никаких белых перчаток не было и в помине, а были бинты. Дело в том, что у Василия Ивановича от нечеловеческого нервного напряжения руки и ноги покрывались кровоточащей экземой. Зуд не давал покоя, и медсестры ему каждый вечер промывали марганцовкой руки и ноги, делали перевязки бинтами. Этим воспалительным незаразным заболеванием кожи Чуйков страдал еще с Гражданской войны. Бывало, он неделями не надевал сапог. Ему приходилось носить сандалии с брюками навыпуск. Такое не совсем обычное обмундирование Чуйкова вызвало однажды взрыв негодования у комиссара дивизии.

– Что же это ты, голубчик, умудрился явиться в штаб дивизии как Петрушка с ярмарки? – набросился он на Чуйкова.

Чуйков, кроме словесного объяснения, был вынужден предъявить вещественные доказательства: он снял сандалии и показал комиссару бинты. Однако вернемся в штаб фронта.

Во время встречи с Еременко и Хрущевым Чуйков получил от них первые задачи. Суть их заключалась в следующем. Немцы любой ценой решили взять город. Отдать им Сталинград невозможно, отступать дальше нельзя и некуда. Командарм 62-й армии генерал А.И. Лопатин не сумел удержать дальние оборонительные рубежи на подступах к Сталинграду и считает, что и теперь армии не удастся отстоять город.

– А что вы думаете, товарищ Чуйков? – спросил Еременко.

Чуйков предвидел, что подобный вопрос ему обязательно зададут, поэтому с ответом не задержался:

– Город мы отдать врагу не можем, он нам, всему советскому народу, очень дорог… Будут приняты все меры, чтобы город не сдать. Сейчас ничего еще не прошу, но, изучив обстановку в городе, я обращусь к Военному совету с просьбой о помощи и прошу тогда мне помочь. Я приму все меры к удержанию города и клянусь, оттуда не уйду. Мы отстоим город или там погибнем.

Вечером 12 сентября Чуйков на пароме переправился на правый берег Волги, где находился штаб 62-й армии. С ним было несколько его ближайших помощников. Первое, что бросилось Василию Ивановичу в глаза, это разрушенные здания, остовы печных труб от сгоревших домов.